У меня есть близкий приятель китаец, назовем его по-русски Дима. Он очень положительный персонаж: добрый, надежный и честный. Диме еще нет 40. Он живет в Пекине с русской женой и сыном и периодически наведывается в Россию. Раньше было наоборот. У Димы в России (в одном сравнительно небольшом городе) очень тривиальный бизнес: он начинал продавцом на одном из рынков китайского ширпотреба лет 15 назад, теперь поднялся и стал владельцем нескольких точек, т.е. поставляет и продает сам. По масштабам этот бизнес уже не мелкий, но еще не средний. В разное время в России на Диму по-разному наезжали и рэкет, и государство. Дима говорит, что никогда не смог бы подняться даже до этого уровня, если бы вовремя не нашел серьезных покровителей во власти. Недавно за рюмкой чая он рассказал, что в России его несколько раз пытались убить. Само по себе это меня не удивило, даже, увы, наоборот. Но когда он рассказал, что его «заказывали» свои же китайцы-конкуренты, которые для этого нанимали сначала русских бандитов, а потом пытались и силовиков, я был здорово ошарашен. Все дело в том, что я начал заниматься бизнесом в Китае, а Дима – в России. Для меня убийство или наезд на бизнес – это новости с другой планеты. Для Димы – один из элементов парадигмы. Почему, живя и работая в Китае, я не только не сталкивался с людьми, которые убивают за бизнес, но даже не слышал о подобных вещах? И почему вся бизнес-модель Димы жива лишь постольку, поскольку его крышуют дяди в погонах? На второй вопрос в своем интервью «Ведомостям» недавно ответилДмитрий Медведев: потому что в России «коррупцией поражена вся система», и в борьбе с нею «успехов почти нет». А я попытаюсь ответить на первый вопрос. Немного истории | Правила игры | Основные заповеди | Власть и бизнес | Свободная конкуренция | Неизменность правил | Такие разные традиции
НЕМНОГО ИСТОРИИ
Широко известно, что к концу 60-х гг. прошлого века Китай, доведенный до ручки хаосом культурной революции, стоял, по сути, на грани коллапса и имел все шансы вернуться к своему прообразу XIX века: слабой, отсталой и потенциально полуколониальной стране. Тогда Мао Цзэдун после провала «большого скачка» старался максимально сосредоточить власть в своих руках, для чего была проведена тотальная зачистка партийных и кадровых рядов. На деле выстраивание такой авторитарной вертикали привело к беспределу хунвэйбинов и, фактически, к параличу властных структур. После наведения относительного порядка с помощью армии (некоторые города отвоевывались с использованием военной техники) страна оказалась буквально у разбитого корыта. Этому, с одной стороны, авторитарному, а с другой стороны, – чрезвычайно разобщенному и дерегулированному Китаю были необходимы серьезнейшие экономические реформы. Тогдашние государственные лидеры посчитали, что смена политического строя привела бы Китай к полному хаосу, поэтому действовать приходилось в условиях социализма.
ПРАВИЛА ИГРЫ
Представьте себе компьютерную игру, стратегию в реальном времени. У вас есть некая целинная территория за колючей проволокой. В вашем распоряжении лишь куча крестьян без гроша за душой и репрессивный аппарат, который только и умеет, что этих крестьян строить. Задача: обеспечить очень высокие темпы экономического роста. Каким образом? Нужно разрешить частную собственность и бизнес, сделать конкуренцию максимально свободной, а репрессивный аппарат использовать для их защиты. Нужно вырастить особую породу людей: предпринимателей-капиталистов. При этом, чем свободнее и прозрачнее будет ваша экономическая среда, тем больше вы получаете бонусов – зарубежных инвестиций, без которых, кстати говоря, играть не получится вовсе. По сути, «отец реформ» Дэн Сяопин замыслил именно такую игру: построить капиталистическое общество, оберегать законы которого будет коммунистический режим со всеми страшными его атрибутами. Китай продолжает играть в нее и по сей день. У этой игры несколько довольно простых правил: 1) частная собственность неприкосновенна; 2) основными жителями территории являются предприниматели – они тут хозяева, территория создавалась для них; 3) конкуренция между предпринимателями максимально свободна; 4) чиновники обеспечивают нормальное функционирование территории; им запрещено управлять предпринимателями, но они обязаны всячески им содействовать; 5) администрация территории не имеет права ухудшать положение предпринимателей себе в угоду; 6) экономика выведена за рамки политики; 7) данные правила неизменны. Хотя эта схема сильно утрирует реальную жизнь Китая, она, на мой взгляд, очень четко передает тот макро- и микроклимат, который создан в стране для частного бизнеса.
В своем интервью Дмитрий Медведев назвал «общественную ментальность» одной из основных причин отечественной коррупции, добавив, что «брать взятки в нашей стране всегда было делом незазорным». Китайцы тоже исторически весьма склонны к коррупции. Уж никак не меньше русских. Клановость и семейность общества плюс традиционно особое положение чиновников часто тормозили прогресс Поднебесной. Дэн Сяопин, получивший французское и советское образование, прекрасно понимал, что если в таких условиях у авторитарной власти будет доступ к частному бизнесу, то на выходе получится тотальный беспредел и даже государственный дефолт. Именно поэтому защита частной собственности и свободного предпринимательства как от криминала, так и от чиновников, стали для Китая основными заповедями. Многие знают, что коррупция в Китае – статья расстрельная, но не всем известно, что обычно достается всей семье виновного, причем не только близким, но и отдаленным родственникам. Производится тотальная конфискация имущества, выгоняют из партии, лишают работы, заставляют публично каяться. Аналогичные наказания предусмотрены и для различного рода «симбиозов» между чиновниками, силовиками и бандитами, поэтому такие явления для Китая редкость. Еще один важный момент – презумпция вины взяткополучателя. Китайский закон считает, что чиновник априори обслуживает бизнес, это его работа и прямая обязанность. Поэтому, если бизнес дает взятку, значит его к этому либо принудили, либо, по крайней мере, расположили. Это не оправдывает взяткодателя, но наказание для него намного мягче. Вот тут можно скачать китайский УК. В Китае умеют сажать и расстреливать за коррупцию. В 2000–2009 гг. за коррупцию было расстреляно 10 000 чиновников. Действительно, громкие процессы тут не редкость, и государство делает все возможное, чтобы они получили широкую общественную огласку. В самом деле, когда за взяточничество расстреливают вице-спикера, или судят сразу более 200 человек, вряд ли кто-то скажет, что «рука руку моет».
ВЛАСТЬ И БИЗНЕС
Такие репрессивные меры в отношении чиновников очень важны, но одними расстрелами проблемы не решить. Китай изменил отношения между властью и бизнесом в целом. Как говорилось выше, задача чиновников состоит в содействии бизнесу. Они не вправе указывать предпринимателям, что и как делать. Это прерогатива закона. И пока предприниматель действует в его рамках, чиновника вообще не должно быть видно. Следствие этого – максимальная дебюрократизация всевозможных процедур: оплата налогов, получение разрешений, оформление документов и т.д. Проверки бизнеса сведены к минимуму. Появление в офисе компании налоговой службы, пожарной инспекции или, не дай бог, полиции может произойти только в самом экстренном случае. Бизнес должен делать деньги, его не надо отвлекать всякими глупостями. А если отвлекли так, что нанесли ущерб, государство его возместит. Догадайтесь, за чей счет? В казенных местах практически нет очередей (это в Китае, с его населением!), здесь вам никогда не нахамят. Напротив, я несколько раз был свидетелем сцен, когда посетитель орал на чиновника за допущенную ошибку. Две недели назад я заехал в налоговую за 10 минут до обеда, и получилось так, что дело мое заняло минут 20. При этом двое служащих не только не выказали негатива, но, напротив, отгоняли от дверей охранников, пытавшихся закрыть учреждение на перерыв.
СВОБОДНАЯ КОНКУРЕНЦИЯ
Но и этих мер недостаточно. Для создания прозрачной среды, где люди не боятся заниматься бизнесом, необходимо обеспечить свободную конкуренцию. В рамках авторитарного государства, где отношения традиционно строятся на родстве и клановости, это задача вдвойне сложная. В Китае эта проблема решается количественно: в стране столько частного бизнеса, что одними «внеэкономическими рычагами» и «административными ресурсами» не обойдешься. Они, конечно, могут сильно помочь, но все же основная конкуренция развивается в экономической плоскости. У этой проблемы есть и вторая сторона. То, что российский президент в своем интервью назвал конфликтом интересов: «Это ситуация, когда человек обязан заявить о наличии у него особого имущественного интереса. Он может быть вполне правомерным, этот имущественный интерес, но он входит в противоречие с интересами государственной службы, и человек об этом должен заявить. Вот здесь пока не получилось». Нельзя сказать, что это получилось у Китая. Например, WikiLeaksпишет, что многие решения на высоком уровне принимаются исходя из клановых интересов членов Политбюро, семьи которых контролируют целые сектора промышленности или группы компаний. Сомневался ли кто-нибудь в этом в Китае? Вряд ли. Для китайцев это секрет Полишинеля. В китайском интернете свободно доступна (в отличие от заблокированной WikiLeaks) информация о семьях нескольких сотен высших китайских чинов, с указанием места работы и должности. Многие крупные компании, банки, консорциумы возглавляют родственники китайской политической элиты. Поговаривают также о том, что семья премьера Вэнь Цзябао – самая богатая в Китае. Да, страной и экономикой управляют небедные и успешные люди. В конце концов, что же в этом плохого? Ведь ее не разворовали, и не вывезли деньги за границу, а совсем наоборот. Так что для стремительно развивающегося Китая конфликт интересов – вовсе и не конфликт, если он помогает развитию страны. Как говорил Дэн Сяопин, «не важно, чёрная кошка или белая кошка, если она может ловить мышей – это хорошая кошка».
НЕИЗМЕННОСТЬ ПРАВИЛ
И наконец, чтобы бизнес действительно поверил в то, что его деньгам и собственности ничего не грозит ни сегодня, ни завтра, надо обеспечить неизменность правил игры. А если правила все-таки меняются, то не в худшую сторону. В начале 70-х гг. у Китая совсем не было денег. Зато они были на Западе. Чтобы убедить иностранных инвесторов в сохранности капиталовложений, Китай создал специальные экономические зоны (СЭЗ), в которых царили рыночные отношения. Они просуществовали с конца 1970-х по середину 2000-х, и именно их положительный опыт постепенно распространялся на всю страну. Китайцы вообще очень любят «обкатывать» экспериментальные проекты в рамках отдельно взятой территории (например, провинции), а затем корректировать ошибки и делать законом для всех. А в истории СЭЗ ошибок было немало: через них шли очень большие финансовые и товарные потоки, и государству не всегда удавалось вовремя рассмотреть, что то здесь, то там недостает сотни-другой миллионов долларов. Но несмотря на ряд громких коррупционных скандалов, связанных с СЭЗ, и невзирая на меняющуюся экономическую конъюнктуру, которая позволяла инвесторам извлекать из СЭЗ сверхприбыли, государство никогда не меняло законов таким образом, чтобы положение инвестора ухудшилось по сравнению с изначальными условиями договора. Сейчас эта неизменность касается не только СЭЗ и не только иностранного бизнеса, это общее правило. Например, в рамках подготовки к Олимпиаде пекинские власти были вынуждены выкупать земельные участки и выплачивать компенсации переселяемым жильцам практически по рыночным ценам. Несколько моих знакомых китайцев смогли на деньги, вырученные за продажу одной квартиры, купить две.
ТАКИЕ РАЗНЫЕ ТРАДИЦИИ
Надо ли делать вывод о том, что коррупция в Китае побеждена, а бизнес процветает? И да, и нет. Дело в том, что проблема эффективного мониторинга власти со стороны общества в Китае остается нерешенной. Кроме внутрипартийных механизмов, в Китае нет других политических институтов, которые позволили бы как-то влиять на ситуацию. Политические реформы в Китае неизбежны, и они станут серьезным тестом на прочность для китайских руководителей. Но несомненно одно. Китай подойдет к ним в особой экономической традиции, которая успела сложиться в стране за годы реформ. Китайский бизнес привык к тому, что он фактически свободен, ему не надо бояться ни государства, ни криминалитета, ни конкуренции, ни даже глобального экономического кризиса. Ему незнакомо слово «беспредел». Нарождающаяся бизнес-культура Китая во многом опирается на западный опыт и западное же законодательство. Так почему же моего приятеля Диму хотели убить в России свои же китайцы? Ответ прост: эти китайцы выросли и действуют в другой бизнес-традиции, где наезд и убийство являются если не нормой, то уж точно довольно распространенными явлениями. Во всяком случае, так мне сказал Дима.
