Президенты Казахстана Нурсултан Назарбаев, Белоруссии Александр Лукашенко и России Владимир Путин. Фото: ИТАР-ТАСС / Михаил Климентьев

Говорят, что Евразийский союз – историческая альтернатива союза Европейского, только лучше. Правда, поводов для торжеств с его заключением немного. Уединенные консультации первых лиц и невразумительный документообмен между экспертами-референтами – вот и вся динамика интеграционного процесса. Подробностей известно мало: знаем мы, что отдельные его участники добились для себя выполнения изначально поставленных условий, а другие добились того, что исторический пакт, заявленный событием года или десятилетия, вообще состоялся.

Славяно-тюркская общность

Сразу возникает вопрос: кого объединил новый блок, на каком основании и вообще зачем? В случае ЕС все было понятно. Он стал политическим оформлением единства народов по цивилизации – интуитивно понятно всем, от профессора до крановщика. В нашем случае народы свое единство не демонстрируют – хотя бы потому, что их на демонстрацию не позвали. Ни референдумов, ни общественных обсуждений не было, словно советское прошлое обязывает настолько, что любые разговоры вообще бесполезны.

Интеграция России и Белоруссии имела бы смысл, созвучный «европейскому». Общность истории, веры, культуры предполагает политический альянс (хотя совсем не делает его неизбежным). Сюда хорошо вписывается и та настойчивость, с которой в Евразийский союз приглашали Украину. Но Казахстан по своей знаковой системе, матрице мифов, языку, религии – другой. Оттого здесь требуется идея, которая была бы шире славянского братства, но при этом настолько же проста и выразительна. И возникает евразийство, главный посыл которого фактически такой: если народы жили в общем государстве на территории от Балтики до Тихого океана, то неизбежно между ними сложилась какая-то непостижимая связь. Славяно-тюркская общность, например. 

В развитие этого тезиса можно писать тома исследований, хотя лучше всех о евразийском симбиозе и непреодолимом влечении жителей России к тюркской культуре могут рассказать киргизские гастарбайтеры. Да и спектр доказательств впечатлит самые раскосые глаза. Известно же, что музыка народов Центральной Азии занимает лидирующие позиции российского топа радиостанций, вокруг памятника Абаю (и мы это видели) собираются десятки тысяч его поклонников, на канале «Культура» курсы казахского языка опередили по популярности английские и французские, а выдать дочь за узбека – известная мечта любой российской мамы.

Выходит, евразийство, пока оно в пробирке, очень интересная и многообещающая идеология. Но в жизни славяно-тюркский симбиоз бывает ровно до того момента, пока его участникам не объяснят смысл этого слова. На самом деле какой угодно симбиоз бывает, только не этот.

Ну хорошо, если не славян с тюрками, то кого объединяет ЕАЭС? Накануне подписания тройственного соглашения появилась новость о возможном присоединении к нему Армении и Киргизии, но эта информация быстро была девальвирована скептическими сомнениями. Евразийской общности между армянами и киргизами еще меньше, но желания бесплатно подыграть России в мегапостановке про СССР 2.0 хоть отбавляй. Особенно если учесть, что отбавлять уже некому. Россия остается даже не главным, а единственным спонсором Еревана и Бишкека. При этом непонятно только, случайно или нет обе эти экономики депрессивные.

Тогда разговор зашел о Турции. Интересный вариант, если учесть ее исторические обстоятельства. Правящие там сейчас исламисты заложили настолько крутой разворот своей страны к прошлому, что лучшей компании, чем реаниматоры Советского Союза, им не найти. Естественно дополнит его непременная антиамериканская позиция. Логично возникает подозрение: Турция – это, конечно, неплохо, но не программируем ли мы весь ЕАЭС как блок государств, выбирающих прошлое? Ладно бы просто выбирающих – государств, которым не удалась кооперация с развитыми странами и которые сделали из своей неудачи повод для первой космической гордости? Тогда нам не хватает Венесуэлы и КНДР, хотя есть основания полагать, что они в этом списке оперативно объявятся.

Если мы ставим целью объединить всех, у кого не сложилось подружиться с Первым миром, то такой союз очень легко собрать. Он обойдется, конечно, в изрядную сумму и не принесет никакой экономической пользы, но пропагандистский эффект можно обещать наверняка. Громкий, но ненадолго. Стоит ли Союз аутсайдеров всей этой суеты, особенно если нами все-таки заявляются цели Развития?

Союз трех императоров

Будем надеяться, что логика основателей ЕАЭС все-таки сложнее, чем собрать все, что подвернется под руку. Но отсутствие внятной объединяющей идеи (общее прошлое не идея, а данность, и не для всякого она повод для радости) сделало невозможным общенациональные торжества по поводу нового Союза. Все вышло вполне обыденно. Не сравнить с приемом восточноевропейских участников в Евросоюз. Впрочем, там решали народы, а здесь решили президенты. Так что и торжествующих неизбежно выходит на несколько десятков миллионов меньше. ЕАЭС – союз не народов, а режимов.

А здесь уже понятнее. В отличие от химер народного евразийства и неупокоенных советских привидений общая логика лидеров действительно имеет место. Она напоминает солидарность России, Австро-Венгрии и Германии, учредивших в 1873 году Союз трех императоров. Не экономическое и не геополитическое объединение, а ситуативный психологический блок абсолютных монархов, встревоженных повсеместными победами республиканских движений. Лукашенко, Путин и Назарбаев озабоченно реагируют на майданы и тахриры, видя в них и социальный вызов, и личную опасность одновременно.

При этом их собственные позиции не одинаковы, и каждого из президентов привел в новый союз свой собственный интерес. Для Белоруссии, переживающей весьма жесткий режим санкций, принципиально идти на интеграционные решения за четко обозначенные экономические уступки Москвы. Для Лукашенко интеграция скорее вопрос выживания, чем престижа. У нас и у России – наоборот. Прагматические приобретения от союза не настолько существенны, чтобы ставить их во главу угла. И доходность экономического по своей природе союза такова, что никого не удивит. А вот престиж значителен.

Для Путина это новое качество России, которая преодолела депрессивный вектор 1990-х годов и теперь демонстрирует способность к своей привычной объединительной роли. Тут внутриполитический эффект важнее внешнеполитического. Постсоветская интеграция при третьем президентстве ВВП становится уже не фоновой, а основной темой.

Для Назарбаева Евразийский союз стал делом жизни, которое он начинал еще в 1994 году в своем программном выступлении в МГУ. Хотя начиналось все значительно раньше, в 1990 году, при его выдвижении на пост вице-президента СССР, поддержанном самыми разными и часто враждующими политическими силами. Скорее всего, именно из-за значительности перспектив будущего казахского президента в роли человека №2 в Советском Союзе на пост вице-президента в итоге был предложен воинствующе-бесцветный Янаев. Неудачей кончилась и подготовка нового Федеративного договора, в которой Назарбаев играл ведущую роль. Известно, как негативно он воспринял Беловежские соглашения.

Назарбаев прикладывал все свои таланты политического архитектора для реформирования СССР и после его распада занялся чертежами и планами его реинтеграции. Важно, что он делал это по-человечески серьезно и искренне, действительно верил в евразийство как потенциальную объединительную идею для постсоветского пространства и поддерживал евразийские научные проекты в самом Казахстане. Само слово «евразийский» для него слишком важно, чтобы на второе место не отошли отдельные технические моменты.

При этом именно Казахстан, давший первый евразийский импульс, сейчас жестко ограничил ЕАЭС экономической спецификой. По принципиальному требованию Астаны из договора о создании Союза исключены политическое сотрудничество, общие гражданство и граница, единая визовая и миграционная политика, вопросы безопасности, единый парламент.

Альтернативного Евросоюза никак не получается. Вышел скорее почтительный реверанс прошлому, во-первых. И союзническая декларация в отношении России, во-вторых. Еще – уважительный жест в отношении президента Казахстана, известного приверженца политической философии. Но все это – формальности, не меняющие того факта, что у наших стран – разное культурное тяготение и разные политические интересы.

Из общего только психологический портрет лидеров. Понятно, что все они политические стайеры и противники перемен. Но этого было бы слишком мало, чтобы сформировать доверительный узкий круг, в котором можно говорить на своем собственном, непонятном еврокомиссарам языке.

Они скорее стали похожи, чем были похожи. Прошлое у них совсем разное и человеческие темпераменты – несходных жанров. Но каждый состоит в особенных отношениях со своей нацией, и отношения эти уж точно не описываются правилами западных политических боев. Каждый нашел себя в эмоциональном и драматическом амплуа. Каждый по-своему не понят. И каждый одинок.

Об одиночестве Назарбаева, как неизбежной судьбе большого политического архитектора, писали еще в 90-е. Российский президент сам признавался, что со смертью Ганди не осталось в мире тех, с кем можно нормально поговорить. Белорусский Батька вообще классический пример отверженного всем миром. Причем несогласие со всем миром распространяется у него на все, в том числе и на причину своей отверженности.

Эти три одиночества могут сказать намного больше, чем разглагольствования экспертов и тонны книг по псевдоидеологии. Исторически (и, конечно, неслучайно) определено, что волю наших народов олицетворяют три скрытных человека, которым значительно проще понять друг друга, чем – нас всех.