Олимпиада и бедные. Надо ли ее раздать

Любимая русская забава не снежные горки (там побеждают скандинавы), а игра в мафию. Сначала одна половина закрывает глаза, а другая видит величественный праздник, посрамивший недругов России, а вот они враги вокруг: Запад, либералы, содомиты, кощунники, ополчившиеся на святую Русь, православную церковь, президента, великую Победу, нашу русскую Олимпиаду. Потом они зажмуриваются, и другая половина открывает глаза – и видит президента-вора, фашистов-попов, ментов-убийц, два унитаза в одном сортире, жалкое позорное зрелище на краденые деньги. Так и глядим по очереди. А чтобы открыть глаза и увидеть все, это редко бывает. А если кто увидел, тому сразу достается: почему не зажмурился вовремя.

Мафия открывает глаза

С краденным под шумок Олимпиады все ясно. Ложечки надо вернуть. Чемоданчик был не их. Сумочка, шуба, часы с музыкой на цепочке – все чужое. Никакие разговоры, что и ложечки умело инвестированы, слушать не станем. Раскольников тоже хотел с пользой инвестировать средства, освоенные в результате бизнес-переговоров со старушкой. А мы не забыли и не простим, хотя сколько времени прошло.

Никакой удавшийся праздник, никакая конструктивистская хореография не сделает краденое честно нажитым. Победителей не судят, а воришек – очень даже. Генерал президент Ро Дэ У уж на что умело провел в Сеуле-88 Олимпиаду, которая окончательновывела Южную Корею из разряда развивающихся в класс развитых, а все равно затаскали по судам. Пришлось вернуть часть нажитого. 

Но в дискуссиях людей умственного труда вопрос об Олимпиаде вышел далеко за пределы разговора о воровстве. Зачем она вообще нужна, зачем такой плакат, 

Допустим, ничего не украли, а построили согласно начальной смете. А в ней – хоть кради, хоть нет – санно-бобслейная трасса высотой с гору, ценой с нее же. Сколько этим санным бобслеем в стране занимается человек-то? В одних санях можно собрать. Трамплин длинной в 150 детских садиков. Освещение в пять тысяч солнц. Каток в полтора миллиона портянок. Зачем она нужна вообще, Олимпиада, кимвал звенящий без любви. В развивающихся странах – где люди недокормлены, больные недолечены, дороги – яма на яме.

Отчего бы Олимпийскому комитету не собрать со всех стран-членов денег и не построить один раз эту трассу, каток, корт, стадион, ипподром, что им там приспичило. Например, в Греции или другом месте, которое всех устраивает, да там все и проводить. Так ведь уже и хотели в 80-е, когда все по очереди друг друга бойкотировали и конца бойкотам было не видать (никто же из аналитиков не предсказал к Сеулу Горбачева). МОК предложил, а все дружно отказались: жирно будет грекам. И нет такого места на земле, которое всех устраивает. И не какие-нибудь безответственные диктатуры, которым подавай лавры на костях народных страданий, а самые что ни на есть законные правительства, избранные народами, идею отвергли.

Сами же американцы-европейцы и отказались. Потому что решить, Америка или Европа, уже не могут. А тут еще развивающийся мир поднялся и спрашивает: «А почему, собственно, Европа или Америка? Колониальное наследие, гордость великороссов, бремя белых?» Зафиксировать Олимпиаду в одной из развитых стран – обидеть весь мир. Тот самый, где больниц не хватает. Скажешь бразильцам: «Мы же о ваших больницах заботимся», а они еще и обижаются.

Опять же в какой из развитых проводить? Подойдет ли Италия или пусть сначала догонит Францию и поднимет свой отсталый юг? А Франция пусть догонит Америку. А Америка – неужели ей не на что больше потратить силы и средства? А миллионы людей без медицинской страховки, на которых Обама не может выбить денег из жадного конгресса. А в двух часах от Нью-Йорка разорился и гибнет великий город Детройт. И Детройту, чтобы оплатить городские долги, надо $18 млрд (623 млрд рублей). Это всего в три раза больше, чем стоили спортивные олимпийские объекты в Сочи (214 млрд рублей), или всего половина всех сочинских трат, включая инфраструктуру. Три раза не проводим Олимпиаду, и Детройт спасен.

И потом, богатые страны разве не несут ответственности за весь мир. Не лучше ли собрать денег, как на Олимпиаду, и передать в Конго или в Таджикистан, чтобы не мигрировали. В прошлом году таджикские рабочие перевели из России в Таджикистан $ 3,6 млрд. Вместо того чтобы работать на олимпийских стройках и слать деньги домой, сидели бы с семьей, получали материальную помощь. Одной Олимпиады хватило бы на 15 лет.

Все поделим пополам

«Неужели эти миллиарды нельзя потратить на стариков, детей, бездомных, да просто повысить людям зарплату?» – спрашивают люди друг друга в фейсбуке. Ну давайте повысим. В России 71,5 млн работающих, на подготовку Олимпиады истрачено 1,5 трлн рублей в течение 6 лет, с 2008 года по 2014-й. Это прибавка 300 рублей в месяц.

И потом, что за советская власть минус электрификация в головах? То есть если вдруг не будет Олимпиады, инвестор с гендиректором повысят мне зарплату? Между зарплатой в частной компании и отменой бюджетного расхода какая связь? Государственный сектор – это только 25% занятости в России. Как мы представляем себе раздел между частными компаниями сочинских денег? Или будем повышать тем, которые в государственном, – служащим областных и районных администраций, министерств и ведомств, военным, полицейским, сотрудникам ФСБ, дипломатам? Так и знал, что нет. 

Тогда давайте только пенсионерам. В России 40,5 млн пенсионеров. Делим сочинские 1,5 триллиона за шесть лет на них – 530 рублей в месяц. Не всякий пенсионер, конечно, откажется, но вот решить проблему бедности пенсионеров, как ее понимаем мы, то есть почему они у нас как сыр по миру не катаются, – не решит. А на 600 рублей им и так в этом году повысили. Сами же и стыдили, что так мало.

Тогда пустим эти деньги только на образование. Тут уже мог бы выйти толк. Консолидированный бюджет России на образование на своем пике в 2011 году – 2,1 трлн рублей. То есть шестилетние сочинские расходы – это три четверти расходов на образование за лучший год. 

Но само по себе повышение зарплаты не всегда значит, что учат хорошо. Весь ХХ век Мексикой правил левопопулистский режим, при котором профсоюз учителей вошел в необыкновенную силу. Мексика сейчас по подушевому ВВП немного позади России, где-то на уровне Болгарии. А зарплаты школьных учителей там, с поправкой на паритет покупательной способности, почти $40 тысяч в год. Это уровень Западной Европы. Зато по всем тестам ОЭСР – по математике, чтению и естественным наукам – Мексика занимает последнее место среди стран, входящих в эту организацию (а это почти все более-менее развитые государства мира). От России Мексика отстает очень основательно. «Лучше больше» не всегда значит «да лучше». Да вы и по себе знаете.

Русский профессионал-гуманитарий вроде как против патерналистского государства и за сознательных граждан с достоинством, а с другой стороны, священно верит в силу раздачи государственных денег.

В доме напротив

Но это экономика. А моральная сторона вроде бы такая: нельзя не осуждать излишеств, пока вокруг столько страдания. Однако же в обычной жизни этого принципа мы сами придерживаемся крайне непоследовательно. Вся история человечества состоит из таких излишеств, и они нам очень нравятся. Великие соборы и дворцы Европы построены, когда большинство людей были крайне бедны. А у нас и Сан-Пьетро в Риме, и Сан-Марко в Венеции, и Айя-София в Царьграде, и Сикстинская капелла, и Станцы Рафаэля вместо обоев с лютиками, и Рублев в красном углу.

Удивительнее же всего то, что мыслям о бесполезности спорта и сопутствующих ему фестивалей, вопросом о том, зачем все это и не лучше ли отменить, а сэкономленное раздать нищим, задаемся мы, люди, занятые тысячей не самых необходимых для выживания и не всегда дешевых вещей: музыкой, кино, театром, дизайном, интернетом, телевидением, литературой, иностранными и древними языками, филологией, политикой, наукой, художеством, искусствоведением, музейным делом, фотографией.

И к кинопроизводству, и к театральному фестивалю, и к переводу античного или, напротив, новейшего текста можно предъявить те же претензии, что к Олимпиаде (даже проведенной, как мы уговорились в начале, без воровства). Все это можно объявить чрезмерной роскошью для наших скудных времен. Если спросить самих нуждающихся, они, пожалуй, так и скажут. 

Изрядной добавки протестантской этики нам бы не помешало – при тех же олимпийских хлопотах, но из рассуждений «зачем все это вообще» выходит какая-то кромвелевская, кальвинистская Москва. Логика бесконечного распределения должна на что-то натыкаться. Иначе лучшее социальное устройство – это продразверстка: оставил необходимый минимум на пропитание себе, остальное сдай на пропитание другим. Тут-то другие обычно и начинают дохнуть как мухи.

Последовательнее всех здесь были даже не радикальные протестанты, а красные кхмеры, которые так и сказали: для наших суровых времен, когда люди голодают и не у каждого ребенка на столе есть чашка риса, все должны помочь этого ребенка накормить. Поэтому всем приказываем покинуть города и заняться возделыванием рисовых полей. Сказано – сделано, а ребенок так и остался ненакормленным. 

Наша западная мораль колеблется между двумя полюсами, двумя евангельскими историями. Один – призыв к богатому юноше: «Если хочешь быть совершенным, пойди продай имение твое и раздай нищим». Другой – ответ ученикам, упрекнувшим женщину, за то что истратила дорогое благовоние на Христа: «Нищих всегда имеете с собой, а меня не всегда». Восточная мораль колеблется между ними же, только тексты там свои. Можно, конечно, считать, что мессия Нового Завета говорил об абсолютно единичной ситуации, о себе любимом, но, как правило, он имел в виду что-то более прикладное. В конце концов, каждый человек образ божий, каждого имеем возле себя не всегда.

Помогая одному нуждающемуся, точно ли мы установили, что рядом нет других, еще более нуждающихся: не найти ли сперва их? Или остановиться на тех, кого имеем с собой? 

В общем, так. Ложечки возвращаем, а оставшееся делим между бедными и Лувром.