Развилки России: почему погиб парламент

4 октября 1993 года все ведущие телеканалы показали почерневшие от танковых выстрелов верхние этажи здания на Краснопресненской набережной, где прежде заседал распущенный Ельциным Верховный Совет России. Глядя на эти кадры, трудно было поверить, что всего два года назад основные участники конфликта – Ельцин с одной стороны и Руцкой и Хасбулатов с другой – выступали союзниками и единомышленниками. Что же вызвало конфликт, который унес жизни полутора сотен москвичей и привел к тому, что в последующие два десятилетия российская законодательная власть оказалась в подчиненном положении, а исполнительная могла себе позволить практически ничем не ограниченный произвол? Осенью 1991 года, когда распад СССР стал уже неизбежным, перед российскими властями встал вопрос о выборе стратегии и последовательности реформ политического устройства страны. Ряд специалистов полагал, что необходимо принять новую Конституцию страны и провести на ее основе выборы новых органов власти. Однако эта идея даже не рассматривалась всерьез. Во-первых, оказавшиеся у рычагов власти российские политики не хотели подвергать себя рискам, связанным с выборами. Тем более в условиях «парада суверенитетов», когда в ряде республик провести их попросту могло не получиться. Во-вторых, на фоне тяжелой экономической ситуации дискуссии о новых правилах игры и новые избирательные кампании казались как минимум не слишком актуальными. Выбор был сделан в пользу экономических реформ при сохранении прежних политических институтов: по требованию Ельцина Съезд народных депутатов наделил его дополнительными полномочиями, и он официально возглавил правительство страны, подчиненное непосредственно главе государства. Парламент, по тогдашней Конституции – высший орган власти, фактически оказался отстранен от принятия ряда решений. Так на российской политической сцене было повешено ружье, выстрелившее два года спустя. Проблема заключалась в том, что экономические преобразования не могли дать быстрого эффекта (от трансформационного спада к устойчивому росту Россия перешла лишь в 1999 году). Между тем уровень массовой поддержки Ельцина и правительства снижался: россияне требовали изменений к лучшему «здесь и теперь». Со своей стороны, реформаторы прибегли к переводу стрелок: парламент обвинили в том, что он служит препятствием на пути экономических реформ. Уже в апреле 1992 года Ельцин заявил, что «Съезд надо разогнать». Отчасти эта критика была справедлива: Съезд и сформированный из его состава Верховный Совет были неэффективны, парламентские дебаты, транслировавшиеся по ТВ, подчас напоминали споры фриков, а уровень популизма и агрессии депутатов зашкаливал. Но вклад принятых парламентом решений в общий масштаб проблем в экономике был не столь высок, а многие из этих решений президент и правительство все равно не исполняли, да и не могли исполнить. Кремлевская команда осознавала, что при нагнетании лобового конфликта между президентом и парламентом преимущество окажется на стороне Ельцина. Его действия воспринимались обществом как вполне легитимные, пусть даже и незаконные, в то время как Верховный Совет, который принимал юридически вполне законные решения, стремительно терял легитимность. Попытки найти компромисс успеха не имели, да и не слишком влияли на ситуацию в экономике. Даже когда по настоянию Съезда состав правительства был изменен и во главе его оказался Виктор Черномырдин, экономический курс не подвергся кардинальным сдвигам. На этом фоне кремлевская команда провоцировала депутатов на резкие шаги. В марте 1993 года, выступая по телевидению, Ельцин заявил, что подписал указ об особом порядке управления страной и назначил референдум по вопросу о доверии либо ему, либо Съезду. Когда в ответ Съезд попытался принять решение об импичменте главе государства, охрана получила приказ арестовать депутатов в зале заседаний, если инициатива будет одобрена. Однако голосов собрать не удалось, и государственный переворот не состоялся. В итоге был назначен референдум, кампанию которого Кремль провел под лозунгом «Да! Да! Нет! Да!»: «да» – Ельцину, курсу правительства и досрочным выборам депутатов, «нет» – досрочным выборам президента. Голосование продемонстрировало явное преимущество Ельцина над депутатами. За доверие главе государства высказались почти 60% участников голосования, а свыше 69% проголосовавших выступили за досрочные парламентские выборы. И тут оказалось, что институты имеют значение: досрочных выборов Конституция не предусматривала, а принять новую Конституцию мог либо Съезд, либо референдум, назначенный тем же Съездом. Выйти из тупика законным путем команда Ельцина была не в состоянии. Подготовив проект новой Конституции, который минимизировал подотчетность правительства парламенту и делал президента неуязвимым для импичмента, она не могла добиться от Съезда капитуляции. Депутаты подготовили свой проект Конституции, ставивший правительство в зависимость от парламента, и намеревались принять его сами. В этих условиях Ельцин решился на роспуск Съезда, который, в свою очередь, объявил-таки импичмент главе государства, возложив исполнение его обязанностей на вице-президента Руцкого. Две недели противостояния спровоцировали массовые беспорядки, подавленные с помощью танковых орудий. Исходом конфликта стала игра с нулевой суммой: Съезд и Верховный Совет оказались устранены с российской политической сцены, а Руцкой, Хасбулатов и несколько других деятелей были арестованы. Дела в экономике лучше не пошли, зато Ельцин получил свободу действий и перекроил правила игры в соответствии с собственным пониманием разделения властей: «кто-то должен быть главным в стране, вот и все». Спустя два месяца на референдуме была принята узаконившая этот принцип Конституция России, по которой страна живет и по сей день. И когда сегодня мы наблюдаем Государственную думу, послушно одобряющую кремлевские законопроекты и соревнующуюся с исполнительной властью по части ущемления политических и экономических свобод, нелишним будет вспомнить, что основы нынешнего позорного положения парламентаризма в стране были заложены в кажущемся ныне далеким 1993 году.