Анатомия героя. Евгений Ройзман на фоне Екатеринбурга

Я примеряю на себя города, как пальто. Мог бы носить на себе эти улицы? Эти — мог бы. Ну, если бы пришлось вдруг. Мне действительно нравится Екатеринбург. По крайней мере в сравнении с многими прочими российскими городами.

Но пока я, слава Богу, еду в Екатеринбург все-таки не жить. У меня там дело. Хотя можно ли считать это делом, я и сам не знаю. Знаю только, что необходимо что-то вроде предисловия.

Просто мне надоели поэмы без героя. Я хочу понять, возможен ли герой в современной России.

То есть нет, не так. Возможен. Возможны. Они существуют, иначе не было бы этой моей экспедиции. Тут вопрос, скорее, кантианский: как возможен в современной России герой?

Настоящий такой народный герой. Чтобы девы и зрелые дамы одинаково задыхались от восторга при взгляде на портрет, мужчины слегка завидовали, не желая, впрочем, себе признаваться, что и они хотели бы так же, но… Много разнообразных «но». А юнцы чтобы просто хотели так же.

Чтобы, словом, люди, многие люди, значимое, как сказал бы ученый, а я не скажу, число людей, чтобы вот они все понимали — этот парень их. И за них. Горой. Свой и заступник. Причем оба качества — необходимые. Одно без другого не работает. И они для него — свои. И они за него горой. Эта зеркальность отношений задает смысл схеме.

С выбором объекта исследования проблем не было. Конечно, Ройзман. Ну кто его не знает? Больше десяти лет уже этот рослый мужчина с неоднозначной репутацией занят с упорством маниака борьбой против зла. Постоянно попадает в истории. Или становится фигурантом уголовных дел. Ненавидим заочно разными достойными людьми. И любим — тоже заочно — разными. Причем любят его фанатично, самозабвенно и беззаветно. Беда вам, если осмелитесь публично покритиковать его… Сразу бешеные волки в кровожадном исступленьи, то есть, конечно, многие сотни, а то и тысячи защитников возникнут из электронной тьмы и будут гадить в комментариях дня три как минимум.

Серьезно, я проверял.

Это важный момент: он там у себя, в городе на стыке Европы с Азией, спасает, как может, мир. А вокруг сама собой как-то образуется целая армия сочувствующих, из которых большинство и в Екатеринбурге никогда не побывают, и наркомана вблизи не видели, но сострадают ему, переживают и готовы за него если уж не под пули, то хотя бы в комменты. Потому что он свой и за них.

Резюмирую: ожидая самолета в аэропорту Домодедово, я вовсе не собирался писать очередную страшную правду о том, как злой демон в зинданах Свердловска пытает несчастных наркоманов. Или наоборот не страшную, о том, как добрый ангел спасает несчастных. Или нас с вами и всю страну от этих так называемых несчастных. Мне было интересно, как устроена в современной России анатомия героя.

Не претендую на то, что понял, но в голове остались какие-то разноцветные осколки, из которых попробую сложить подобие мозаики. Примите это к сведению. А теперь поехали.

***

Ловлю машину в аэропорту Кольцово. Таксист вежливый, развлекает беседой. Погода, пробки, и у нас тут бывают пробки. Предстоят непростые праздники — конец света, потом Новый год. Я тоже вежливый, отвечаю, улыбаюсь. Думаю попутно, как бы так перевести разговор на интересующую меня тему. А он вдруг сам, с некоторой даже внезапностью:

— А я, кстати, Женю возил. Да, доводилось.

Он даже не сомневается, что я пойму, о ком речь.

— Ройзмана? — на всякий случай уточняю я.

— Ну, а кого же?

Действительно, кого еще можно возить в городе с полуторамиллионным населением.

— И как он?

— Мужик.

Сказано весомо. Он вкладывает в это простое слово все свое уважение. Я пытаюсь хоть что-то еще из него вытащить, тем более время для поездки я выбрал непростое: Фонд «Город без наркотиков» в очередной раз атакуют власти, статьями о бедах друзей и соратников, да что там, даже близких Ройзмана переполнены федеральные издания.

Но собеседник мой просто не в курсе, похоже, всех этих битв. Зато он твердо знает, что Женя — мужик, дело его правое. Ну, еще бы, сила-то в правде.

***

Я договорился о встрече заранее. Напряг связи. Обещали помочь. Сказали, что у него есть мой телефон. Перезвонит. На самом деле — перспективы туманные. Очень уж непростое я выбрал для этой поездки время.

Пока же встречаюсь с разными людьми, которые обещали рассказать мне о Ройзмане что-нибудь интересное. Круг общения понятен: местная творческая интеллигенция, что бы это ни значило. Знакомые и знакомые знакомых. Журналисты, политологи, снова журналисты.

— Ну, ты же знаешь, что меня интересует, — обращаюсь я к первому в череде собеседников. — Что скажешь про самого знаменитого екатеринбуржца?

И неожиданно натыкаюсь на обиду:

— Почему это он самый знаменитый? Добро бы — Ельцин. А то.

По мере погружения в тему я выясняю постепенно, что интеллигентные мои собеседники одинаково нервно реагируют на эту характеристику. Ревнуют город к герою, что ли. Ощущают какую-то неправильность в том, что именно Ройзман — их визитная карточка.

И еще одна вещь смущает. Говорят они по-разному. Охотно или сквозь зубы. Про интересное или про скучное. Много или мало. Но все как один, повторяют: ты, если будешь писать, на меня не ссылайся. Ну, аккуратно как-то так перескажи, а фамилий не надо.

Нет так нет. Я-то думаю, что это только подчеркивает оправданность моего выбора. На фоне героя прочие фигуры бледнеют. Растворяются. Тем более холодно, и с неба белая каша, легко раствориться.

— Так за что ты его не любишь?

— Ну…

За этим «ну» — тягучая тишина. Обдумывание.

— Ну, ты знаешь. Вот помяни мое слово. Ты с ним познакомишься, и минуты через две он так тебя аккуратно за плечо потрогает и скажет: «Давай на „ты». Зови меня просто — Женя». Ой, ну так противно это все!

***

Следующий мой собеседник за чашкой кофе, после обязательного — «ну, не он, конечно, самый знаменитый» и «давай без имен», начинает интересно: