60 лет тому назад,19 сентября 1961 года в «Литературной газете» вышла поэма Евгения Евтушенко «Бабий Яр». Он тогда точно не догадывался, что это в некотором смысле его главное, осевое произведение, которое будут еще долго читать и цитировать самые разные читатели, включая советских генсеков, и американских президентов, с которым его будут выдвигать на Нобелевскую премию.
«Бабий Яр» и 12 заповедей на Рублевке
Принято различать публицистическую и эстетическую стороны поэмы «Бабий Яр», как и всего его творчества. В глаза же бросается именно первый аспект — стихотворение как politicum, как мужественный поступок.
Евтушенко сравнивали с сейсмографом — его самописцы реагировали на любые сотрясения грунта. Зафиксировали они и реакцию на стихи со стороны антисемитов, разразившихся в газете «Литература и жизнь» отповедями в стихах (Алексей Марков, 24 сентября) и в критической прозе (Дмитрий Стариков, 27 сентября).
Вся эта возня -да еще накануне XXII съезда КПСС — напрягала Евтушенко. Мастер неожиданных, но самостоятельных ходов, он накануне съезда решил заручиться поддержкой Михаила Шолохова, влияние которого на Хрущева было огромным, а факт выступления на партийном съезде предсказуемым. Реакция Михаила Александровича (так — в третьем лице — Шолохов величал себя сам) была и бодрящей, и странной одновременно:
«Что, брат, заели тебя наши гужееды за «Бабий Яр»? Ты не беспокойся — Михаил Александрович сам черносотенцев не любит… То, что ты написал «Бабий Яр», — это, конечно, похвально. А вот зачем напечатал? Зачем дал им это оружие в борьбе против себя самого, зачем напечатал «Бабий Яр» и подставился?»[1]
Тем не менее, прощаясь, Шолохов великодушно заверил, что на съезде «хорошенько долбанет по бюрократии, по гужеедам, по антисемитам». На самом же деле он «долбанул» по «нынешним модным будуарным поэтам», принадлежность к которым Евтушенко с его «шепотом» и «что потом» не оставляла сомнений.
Съезд между тем принял новую Программу КПСС с ее торжественно-неосторожной концовкой («Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!») и новый Устав партии, элементом которого стал «Моральный кодекс строителей коммунизма». Составлявшие его 12 заповедей — мешанина из марксизма и христианства. В свое время Моисею на горе Синай была вручена скрижаль с десятью заповедями, на этот раз — за отсутствием Моисея и горы Синай — заповеди поступали Никите Сергеевичу из санатория ЦК КПСС «Сосны» на Рублевке, в каковом санатории коммунизм в основном был уже построен, включая КПП и бассейн.
В весьма сжатые сроки (за три часа!) и с подобающей моменту циничной веселостью заповеди принимали и транслировали аппаратчики со Старой площади Елизар Ильич Кусков (1918-не позднее 1985) и Федор Михайлович Бурлацкий (1927–2014). Всего их оказалось 12, то есть на две заповеди больше, чем у праотца Моисея. Одна из них, десятая, провозглашала «дружбу и братство всех народов СССР, нетерпимость к национальной и расовой неприязни» и тем самым закрывала вопрос об антисемитизме. И никакому Василию Витальевичу Шульгину (1878–1976), одному из самых неожиданных гостей съезда, представлявшему на нем, видимо, фракции киевских антисемитов и думских черносотенцев дореволюционного призыва, теперь уж точно не удалось бы таковую нетерпимость к неприязни перешибить!
***
[1] Евтушенко Е. Волчий паспорт. М: Вагриус, 1998. С. 285–291.
Удивительное было время. Время оттепели, которое сменилось вновь заморозками. Об этом времени было написано точное стихотворение Ильи Эренбурга "Да разве могут дети юга", которое заканчивалось следующими строчками:
"А мы такие зимы знали,
Вжились в такие холода,
Что даже не было печали,
Но только гордость и беда.
И в крепкой, ледяной обиде,
Сухой пургой ослеплены,
Мы видели, уже не видя,
Глаза зеленые весны".
Потом Сергей Никитин на эти стихи написал отличную песню.
Сейчас с Евтушенко поступили бы гораздо проще: признали бы "иностранным агентом", поскольку стихи его печатались за границей и он получал за это гонорары. Проще надо быть и примитивнее, в этом вся прелесть политики нынешней власти и ее пропаганды.
P.S. Первые стихи о трагедии Бабьего Яра уже в 1941 году написали две киевлянки Людмила Титова и Ольга Анстей. Судьбы их оказались связаны с русским поэтом Иваном Елагиным (1918-1987), жившем после войны в Германии, а потом в США, его стихи высоко оценил Иван Бунин, позже Иван Елагин был дружен с Евтушенко.
В 1943 стихи о Бабьем Яре на украинском написал Микола Бажан, переведено на русский язык Михаилом Лозинским. В 1944 Эренбург написал стихотворение "Бабий Яр" (опубликовано в "Новом мире" №1 за 1945 г.), а в марте 1946 года в журнале "Октябрь" появилась поэма Льва Озерова "Бабий Яр", в которой были слова "Не забудь, не прости".
Однако трагедия с Бабьим Яром имела печальное продолжение. В годы государственного антисемитизма украинские власти решили уничтожить память о страшном событии, решив залить пульпой овраги Бабьего Яра, не заботясь о безопасности живущих рядом людей. 13 марта 1961 года плотина, сдерживающая миллионы тонн жидкой грязи, обрушилась лавиной мокрого грунта объемом 700 тыс. куб. м шириной около 20 м и высотой порядка 14 м на город. Она похоронила 34 одно-, 5 двухэтажных домов, 2 общежития, 12 одноэтажных домов госфонда. Пострадали и несколько промышленных предприятий. Общая площадь территории, залитой пульпой, составила более 30 000 квадратных метров. Сель уничтожил семь трамваев, троллейбус и рейсовый автобус с пассажирами убил от полутора до двух тысяч киевлян, которые захлебнулись в жидкой грязи, — как работников этих предприятий, так и пассажиров, ехавших на работу в другие районы, жильцов общежитий, жителей большого частного сектора, военнослужащих и пожарных, милиционеров, врачей. Так, через 20 лет после первой трагедии в Киеве в Бабьем Яре разыгралась вторая, известная как Куренёвская. Её тоже пытались скрыть. Ни одна газета не сообщила о ней. Всё было засекречено. Объявили о 145 погибших.
Вчера я советовалась с Ильичем, будто бы он передо мной как живой стоял и сказал: мне неприятно быть рядом со Сталиным, который столько бед принес партии
Замечательный момент! Еще раз убеждаюсь, что это была религия в чистом виде.
В точку! Секта милленаристов, сразу вспоминается "Дом правительста" Слезкина или китайские тайпины, вождь которых "улетел на небо за подмогой".