Александр Петриков специально для «Кашина»

Угроза ликвидации «Мемориала»* выпадает из общего ряда государственных атак на российские общественные институты и выглядит беспрецедентной и уникальной; если говорить на понятном государству языке — с таким же успехом можно было бы снести намоленный храм, потушить вечный огонь, разорить могилу. Все прежние погромные операции против политических и общественных организаций, редакций медиа, научных и образовательных институтов, какими бы болезненными они ни были, все-таки не выходили за пределы непосредственных отношений между государством и теми, кто ему не нравится. Здесь кроме государства и тех, кого оно уничтожает, появляется третий субъект — бестелесный, бесплотный, но очень хорошо заметный. Возможно, такое сравнение прозвучит неприятно для «Мемориала»*, но ближайший аналог атаки на него — репрессии в отношении религиозных организаций, прежде всего иеговистов, но также и тех мусульман, которых (крымский меджлис*, «хизбуты»* и т.п.) у нас политически мотивированно считают террористами или экстремистами. Как бы чудовищно это ни звучало, преследования за веру — уже привычная часть российской реальности, и стоит заметить, что даже если репрессируют малочисленные, невлиятельные, несимпатичные многим общины, да даже если одного верующего сажают за веру, это автоматически переводит всех остальных верующих в гораздо более унизительную, чем даже тюрьма, категорию, отныне они — те, кому верить позволено, разрешено; впрочем, это тема отдельного разговора, вести который пожалуй что и некому, просто не будем забывать — за веру некоторых в России сажают.

И теперь новая, непривычная пока глава — когда наказывают за память. Здесь есть, конечно, элемент нашей вечной проклятой неопределенности, когда теоретически можно допустить, что некий рыбоглазый чиновник, не вникающий в контекст, увидел в своей справочке, что какие-то там правозащитники не выполняют требований иноагентского закона, наложил резолюцию, и бездушный механизм бездушно заскрипел, но стоит признать, что вероятность такого объяснения исчезающе мала, и речь идет не о бездушном механизме, а именно о живых и все понимающих людях, у которых есть и голова, и сердце, и руки (холодная, горячее и чистые соответственно; по их корпоративной присказке), и душа тоже есть — просто черная, как принято говорить в таких случаях.