Владимир Серов. Ходоки у Владимира Ильича Ленина.
«Вряд ли можно серьезно говорить о возрождении или восстановлении СССР. Ход истории нельзя повернуть вспять. Об этом неоднократно заявлял президент Российской Федерации Владимир Путин. В своей практической политике исходим из существующих реалий». Это из письменных ответов МИД РФ на вопросы, поступившие к ежегодной пресс-конференции Сергея Лаврова.
В МИД опровергают утверждения госсекретаря США Энтони Блинкена, который сказал, что цель путинской России — «восстановление порядка вещей, который существовал при Советском Союзе». Бьют, то есть, по традиции мимо цели: явно ведь так называемый партнер имеет в виду не объединение пятнадцати республик под общим гербом с серпом и молотом, а вещи более тонкие. Впрочем, обошлись без ругани и без блатной фени — и на том спасибо. Для нашего МИДа — уже редкость.
Для МИДа — редкость, а для нас один из двух поводов, чтобы подступиться к обсуждению довольно важной проблемы. Но сначала — второй повод. Заслуженная газета «Московский комсомолец» обратила внимание на странные события, случившиеся 19 января в Москве, в непосредственной близости от Кремля, в самом сердце нашей советской (пока зачеркнуто) родины.
Сначала юноша 19 лет пришел в Мавзолей, чтобы исполнить для Ильича песню. Или две. Вторую допеть не дали полицейские. Затем на Красной площади был задержан странный мужчина, который сообщил, что пришел из Крыма собачку говорящую посмотреть (зачеркнуто, дважды зачеркнуто)… Пришел из Крыма, чтобы увидеть президента, потому что друг Гриша, живущий у крымчанина в голове, рассказал ему, что жизнь его улучшится только после разговора с президентом. И, наконец, там же взяли шарахавшуюся от прохожих женщину, которая тоже шла к Путину.
«После осмотра троицу госпитализировали в специальное медицинское учреждение», — меланхолично констатирует «Московский комсомолец». А с небесного Андреевского спуска смотрит на нас, наверное, Михаил Афанасьевич Булгаков и улыбается не вполне добро.
Воспоминания и размышления
Примерно, наверное, с середины девяностых годов прошлого века я пытаюсь осмыслять происходящее вокруг. И довольно долгое время мне был совершенно непонятен страх, присущий моим друзьям, которые были чуть старше и много мудрее. Страх, на котором более или менее эффективно играли люди из окружения Ельцина. Страх «красного реванша».
Я искренне считал, что знания о жизни в Союзе, которые на нас обрушились, в сочетании с первыми намеками на нормальную жизнь, которые в России стали появляться — хотя, разумеется, девяностые были временем трудным, а кое в чем так даже и страшным, — достаточное противоядие против советского морока. Возможности важнее трудностей. И сытые воры наверху, и нормальные люди, которых большинство, — не могут этого не понимать.
