Сидят такие на корточках в подворотне. Кепари, адики, все дела. «Эй, слышь, поди сюда, мелочь есть? А дай телефон позвонить?» С детства эту породу людей почему-то недолюбливаю, хотя грех, конечно, людей не любить.
Такое вот странное, но короткое предисловие к новостям о переговорах России и США в Женеве. Переговоры закончились ничем, то есть не закончились войной — и слава Богу. Время заставляет и тому радоваться.
Меня, впрочем, заинтересовал не столько итог переговоров — вполне предсказуемый после заведомо невыполнимого путинского ультиматума, сколько слова, сказанные еще до их начала. Одна короткая фраза заместителя министра иностранных дел РФ Сергея Рябкова — восходящая звезда, кстати, в последние дни и Лаврова потеснил, и даже Захарову затмил. Вот она: «НАТО надо собирать манатки и отправляться на рубежи 1997 года».
Теперь оговорка (она, предполагаю, не всем понравится): вообще-то я думаю, что у России могут быть и есть свои интересы, за которые можно и нужно бороться. Я не думаю, что Соединенные Штаты населяют ангелы, скачущие по прериям на розовых пони. Я уверен, что в вопросах международной безопасности не только у них к нам накопились вполне обоснованные претензии, достойные того, чтобы их обсудить. Это, разумеется, сугубо обывательские заявления, я в дипломатических делах не эксперт. Хотя вслед за экспертами готов признать, что даже в заведомо невыполнимом ультиматуме найдется свой смысл — возможно, это способ развязать себе руки для агрессии против соседей (так думают пессимисты), а возможно — способ завязать разговор, постепенно выжимая из оппонентов уступки (так думают оптимисты).
Но я совершенно точно знаю, что российские дипломаты, как правило, образованные и совсем не глупые люди. Ну, тем интереснее следить за их речью, за тем, во что эта речь теперь превратилась. Чтобы не сказать — выродилась, хотя отчего бы и не сказать.
Детский лепет и чушь
Почему это важно? Не итоги переговоров имею в виду, нет, наверное, необходимости доказывать, что перспектива начала большой войны — довольно важная штука, которая касается всех. Имею в виду именно специфику дипломатического языка путинской России. А это важно, потому что внешняя политика — главное дело путинской России и единственное дело, которое всерьез занимает великого вождя. Ладно, недопущение пересмотра итогов Второй Мировой тоже занимает его всерьез, но ведь и это в некотором смысле внешняя политика. Другой, впрочем, и нет — любое дело теперь осмысляется как борьба с происками внешнего врага, от политических репрессий против оппозиции и до сражений (по-прежнему безуспешных) против растущих цен на гречку. А внешняя политика — и есть территория слов, как вписанных в договоры, так и произнесенных дипломатами. Все там растет из слов, даже войны.
Интересно было бы отследить, когда язык российской дипломатии начал мутировать. Предположу, что с конца 2013-го, но это гипотеза. Материала там — не на одну диссертацию, но мы тут диссертации не пишем, а вот о том как в баснях говорят… Извините, зарапортовался. Вот примеры совсем свежие.