В ваших комментариях много, я бы сказал избыточно много, ярких негативных оценок. В целом ваш мир мне представляется черно-белым, не допускающим полутонов и прочей сложности.

Често говоря, я все ждал, когда наконец с вашей стороны прозвучит убойный аргумент про короткую юбку. Вы держались дольше, чем я думал.

Спасибо за беседу.

Серьезный кризис случился в 13-м. Все, что вы упоминаете, вполне справедливо, до времени купировалось, просто нарастало взаимное недовольство. 13-й эта система допущений и умолчаний не пережила.

Мне это скорее кажется цинизмом. Но изначально вопрос же был о том, заинтересована ли Европа в мире. Вы поначалу были возмущены моей оценкой, а сейчас уже хвалите такую европейскую позицию за «прагматизм».

Про украинскую сторону, про их ответственность скажу кратко, разворачивать не хочу. Ни раньше, начиная с 13-го, ни сейчас украинские власти не настроены на мир и компромисс. Только на победу. Той части, что победила во внутриукраинском противостоянии. Кто не хочет мира, его и не имеет. У кого нет достаточно сил, тот не имеет и победы.

НАТО. У военного блока есть члены, союзники и противники. Страна, не попадающая в первые два статуса, всегда рискует попасть в третий. Заметание этой проблемы под ковер ничем хорошим не закончилось.

Да, все так. С каждой из сторон сплошные воины света

Тем, что при первом серьезном противоречии отношения разлетелись вдребезги. Предохранители не сработали, потому что их не было.

Пруф например вот: https://sud.ua/ru/news/ukraine/325196-glava-nemetskoy-razvedki-bruno-kal-zayavil-chto-evropeytsy-boyatsya-okonchaniya-voyny-v-ukraine-ranshe-2030-goda

Мое мнение насчет насчет всех этих дел скорее обывательское. Я не считаю такую реакцию хоть сколь-нибудь адекватной. При этом западная политика безопасности точно так же не кажется мне разумной. В конфликте всегда виноваты двое.

Не сравнивать не получится. Так устроена политическая теория. Так устроена реальная политика — любые события и решения встраиваются в набор им подобных и сравниваются.

Была ли до 08 года РФ частью системы безопасности запада или же их военные структуры должны были ее сдерживать? Этот разговор так и не начался. Попытки Росси стать частью системы общей противоракетной обороны (конечно же от «стран-изгоев») натолкнулась на глухую стену. Это еще во времена, когда друг друга было принято именовать партнерами. Если предполагается реальное военное партнерство, тогда нужно выстраивать координацию военных структур. Если выбирается сдерживание, тогда необходимо разбираться с разграничением зон ответственности. Что было вместо этого? Ничего не было. ПДЧ не предложили, но создавали впечатление, что это лишь вопрос времени.

Начальник немецкой разведки с солдатской прямотой (даром что доктор философии в прошлом) недавно поведал, что для Европы желательно продолжение войны года так до 30-го. Чтобы Европа успела подготовиться.

Вопрос о том, насколько заявление о вторжении в свою сферу безопасности оправданно, нужно задавать не мне. Это был повод для переговоров. Здесь одной правды нет, их много. Опасения всех сторон должны приниматься во внимание. На всякий случай поясню: всех, не только российской. Но разговаривать же никто не хотел. Старые правила деградировали, отменялись, новые не предлагались. Никого из принимающих политические решения на западе не нашлось из тех, кто читал Длинную телеграмму Кеннана? Не понимали, как устроено тут восприятие опасности? Когда же все случилось, то … как это у вас? Спятивший фюрер? Тем более разговаривать не надо, сразу по двум причинам: во-первых спятил, во-вторых фюрер же.

Я мягко говоря не сторонник войны, вообще любых войн. Вот только почему-то в голове свербит, что решение о начале войны во Вьетнаме объяснялось в США очень похожим набором аргументов («экспансия коммунизма в нашу сферу интересов»), что решение о ее начале получило единодушную поддержку обеих палат и общественное мнение было в первые годы на стороне правительства.

Был ли Линдон Джонсон спятившим фюрером? Кстати, многие в ту пору считали, что да. Было ли с американским народом что-то не так? И опять, такие голоса тоже звучали. А вы как думаете?

Представление — да, но очень смутное и касающееся прежде всего высших слоев. Чем питалось большинство, какие кулинарные приемы использовались — остается только догадываться.

Еще нам сильно не повезло из-за резкого оскудения нашей кухни начиная с 17-го века. Климатические изменения вместе с политическими катаклизмами. Первый фактор кажется был даже важнее.

И еще. Когда я говорю про конструирование русской кухни, я же не имею в виду что она была целиком заново придумана, а до этого не было ничего. Было, вот вы в своей книге Мельникова-Печерского цитируете, а того вообще натощак читать вредно. Национальная кухня (любая) создает стандарты. Народная кулинария никаких стандартов не знает. Она приспосабливается к обстоятельствам. Мы это по советским временам помним.

Стандартизация же идет всегда двумя путями. Первый — через высокую кулинарию и утверждение эталонной рецептуры. Второй, низовой, идет через распространение индустриальных изделий. Чугунки, блинные сковороды, бочонки, ухваты — все, что мы считаем исконно народной кухонной утварью, что любят сейчас выставлять в музеях русского быта, это же массовые заводские изделия, ставшие в пореформенный период доступными большинству. Кулинарные приемы унифицировались, региональные различия стали стираться. Эту кулинарную традицию мы и помним, корни тут совсем неглубоки.

Национальность это же прежде всего вновь возникшая идентичность. Это когда человек сам, без принуждения обозначает себя прежде всего как русский. А не как православный, не как житель Тамбова, мещанин, человек князя Ивана Ивановича или еще как. Меняется его первичная самоидентификация и возникает связь со всем русским — другими людьми, обычаями, историей, вкусами. «Русский дух, Русью пахнет» — про это. Не про рецепты, не про привычки, не про стандартный набор кулинарных приемов данной местности. Про особую эмоциональную вовлеченность в жизнь, судьбу, быт этого недавно открывшегося сообщества. («Мы русские, какой восторг!».) Которое при при этом воспринимается существовавшим искони.

Кухня это часть общего процесса переделки местного в национальное. Многое при этом неизбежно теряется. Мы же про нашу кулинарную историю знаем до обидного мало. Почти ничего не сохранилось. Домострой, монастырские раскладки, описания пиров при царском дворе, короткие заметки иностранных путешественников. Вот, вы упоминали Меншикова, торговавшего юности пирожками с зайчатиной. Мы даже не знаем, правда ли это, или «черный пиар» со стороны его недоброжелателей. Зато усвоили, что было такое блюдо, одно из продававшихся тогда на рынке и очевидно дешевое. Вот из таких обрывочных, полуанекдотических историй и состоит наше знание старой кулинарной традиции. Но все же частично известна живая традиция региональных народных кулинарий 19-го века. Вот и все. Из этого и начинали в 80-е годы позапрошлого века создавать русскую кухню заново. Не успели. Значит надо продолжать. В том числе с вашей помощью )).

«вы этот нарратив продвигаете везде, повторяя за кремлем» — чудесный новояз последних лет. Знаете, одни могут верить, что Земля лежит на слонах, стоящих на черепахе, а другие утверждать, что она плавает в океане молока. Мне верить во все это необязательно, но различать версии и указывать на их несовместимость я считаю правильным. Чушью же считаю позицию, согласно которой одна сторона рациональна, ответственна и гуманна, а другая безумна, агрессивна и враждебна. В этой истории жертвы есть, а хороших парней нет.

Утверждение о нежелательности мира для европейцев следует из регулярного чтения новостей и высказываний разных европейских официальных лиц, типа начальника немецкой разведки.

Можно и так назвать. У европейцев и в РФ транслируется разное и взаимно несовместимое.

Спасибо, честно говоря не понял, спорите ли вы со мной или скорее соглашаетесь )). Давайте все же уточним некоторые базовые вещи. В 16-м веке нет никакой русской нации. И никаких других наций еще нет. Значит нет и национальных кухонь. (Так же, как нет еще национальных костюмов, национальных типов жилищ и прочего.) Есть кухни региональные. Есть кухни сословные. И они могут не совпадать: помещик будет питаться не так, как крестьянин не только потому, что он питается лучше. Просто иначе.

Нации появляются в 19-м веке. Французская чуть раньше (на пару десятилетий), как и ее национальная кухня. Все «национальное» возникает как продукт интереса образованных слоев разных стран к своим корням и традициям. Некоторые из региональных приемов объявляются особо отражающими «народный дух» и закрепляются в качестве образцовых. Квалифицированные кулинары работают с рецептурой, добиваясь определенного, как им кажется аутентичного баланса вкусов. Рецептура закрепляется и воспринимается как существовавшая извечно. Публика к ней привыкает. Так складываются национальные гастрономические каноны. Не на пустом месте конечно же. Есть привычный набор продуктов и технологий, но какому из блюд выпадет шанс стать кулинарным символом нации сплошь и рядом есть результат случайности.

Конкретно с русской кухней все еще неопределеннее. Вы совершенно резонно указываете на величину и разнообразие России. Если и есть нечто общее, так это скорее бедность, привычка экономить и скудный набор продуктов. У поморов, жителей Средней полосы, Сибири или Кубанщины разными будет все: песни, наряды, жилища и конечно же кухня. Из всего этого «русское» отбирается и стандартизуется образованным слоем. Как например русский костюм (сарафан-кокошник, вот это все) возникает как норма придворного (!) костюма в стиле а ля рюс. Разумеется его прообраз существовал, наряду со множеством других. Но статус канона ему придала высшая аристократия. И с кухней было тоже самое. У Александра III говорят любимым напитком была смесь шампанского с квасом. Традицией не стало, но это примерно тот самый путь создания национального.

Не стоит бороться с одними мифами, заменяя их другими. Да, уличная еда была везде, где были улицы, т.е. собственно города. Где люди не могли питаться дома и работали не там, где жили. Но современный фаст- и стрит-фуд это без исключения порождение 20-го века. В его основе не какие-то оттачиваемые столетиями рецепты, а технологичность и масштабируемость. Россия пришла на этот рынок с опозданием на несколько десятилетий. Непонятно, получится или нет придумать какой-то свой вариант массовой недорогой кухни, но в любом случае, ее «русскость» будет более чем условной, скорее маркетинговой уловкой, чем реальным продолжением неких вековечных кулинарных традиций.

Да и если честно, нет ее вообще, этой русской кухни. Если фастфуд появился в 20-м веке, причем скорее в его середине, то все национальные кухни — в 19-м, чаще в конце, а то и в начале 20-го. Мы традицию русской кухни просто не успели изобрести, точнее, этот процесс прервался известными событиями. Правда сейчас ее изобретение продолжается. Надеюсь, успешно.

В этом тексте соединены две темы, смежные, но большому счету разные. Европа действительно не «борется за Россию». Да и как бы она могла это делать? Возможно нежелание этим заниматься объясняется не только отсутствием практических средств для такой борьбы. Вспомним дискуссии 22-го в российской антивоенной среде. Их лейтмотивом было «с россиянами что-то не так». Все они (то есть мы) несем коллективную вину за происходящее. Их (наша) пассивность, равнодушие, некритическая лояльность власти создала возможность властям РФ действовать так, как они действуют. Эти дискуссии (идиотские в большинстве случаев, надо сказать определенно) сами собой затихли именно потому, что был достигнут консенсус. Сошлись на том, что действительно с россиянами что-то не так. Вот и европейские политические элиты его разделяют. Какая здесь может быть борьба? Просто очередной раз поменялись местами два привычных образа России в глазах европейцев. «Неуспешный ученик» вновь стал «врагом у ворот». Желать вовлеченности Европы в российские дела это стремление вновь попасть в позицию ученика-двоечника, но все же знают, чем это заканчивается. Включая европейцев. Да и у них теперь другой любимый ученик, тоже не слишком-то успешный, но вроде не такой хулиган. Слова правильные говорит, обещает стараться.

Другая тема связана с принципиальной несовместимостью двух оптик восприятия происходящего, российского и европейского. Там, где одна сторона видит проблему в балансе сил, зонах влияния, учете стратегических интересов, а военное решение считает ответом на длительное и демонстративное вторжение в свою сферу безопасности, другая видит лишь безрассудную и ничем не спровоцированную агрессию. Обе они в глазах друг друга разрушители порядка, сила, стремящаяся к беззастенчивому доминированию за пределами своих зон контроля. Нет предмета для договоренности, есть взаимные ультиматумы. И действительно, остановка военных действий ничего не поменяет сама по себе. Похоже, она даже не слишком желательна для европейской стороны. Кажется потому, что масштаб российской военной силы не кажется европейцам убедительным. Противостояние кажется предпочтительной опцией по сравнению с договоренностью.

Вот так и живем. И похоже, еще долго в этом состоянии жить будем. Пока где-нибудь что-нибудь не сломается.

Безопасность — всегда тема для обсуждения. Причем серьезного. Старые правила оказались разрушены, о новых никто не думал договариваться.

Смотрите, этот разговор все равно неизбежно будет. Ясно что не сейчас, что еще должно случиться, чтобы его необходимость была осознана, даже думать не хочется.

А вы не помните, как еще перед самой …э-э… спецоперацией Россия отчаянно призывала запад к переговорам? И как те все запросы игнорировали, а ее запросы объявляли нелепыми, производными неверной картины мира? Состоялись бы тогда переговоры, возможно всего этого кошмара бы не было. Есть вина, и есть ответственность за происходящее. С виной все понятно, а ответственность должны разделить многие. Включая наших балтийских соседей: их порция бензина в этом пожаре имеется.

Можно считать российскую озабоченность безопасностью преувеличенной и даже параноидальной, но она присутствует и определяет российскую политику. И она безусловно должна быть предметом разговора. Не все хотелки удовлетворяются, но озабоченность должна быть воспринята.

Перед нами слегка упрощенная и заметно радикализированная версия европейского политического консенсуса по поводу происходящего. С добавлением балтийской специфики. Ясно, что такой взгляд исключает переговоры чуть более, чем полностью. У переговоров нет предмета. Оппонент должен быть уничтожен. Пусть не физически, но хотя бы политически и экономически. Военное решение тут тоже подразумевается.

В общем, все что вы хотели знать о перспективах мира.

Самая идеологизированная страна сейчас это США. Там все всерьез, искренне и абсолютно добровольно. В отличие от.

Когда все началось ломаться — предмет для отдельной дискуссии. Любопытной, но отвлеченной. Свободный мир перестал существовать, когда о собственной стратегической автономии заявили США. Заодно объяснив бывшим европейским партнерам, что никакие те не свободные.

Возможно, свободный мир будет создан заново. Нынешний шанса починить нет. И нелепо надеяться, что оно восстановится сам собой, если Трамп уйдет. Но чтобы его создать, нужно понимать как, на каких принципах. Должен проект, альтернативный трампизму. Его на горизонте нет.

Есть ключевое обстоятельство, почему-то ускользающее от обсуждения. У этого противостояния утерян смысл. Причем для обеих сторон. Для украинской он виделся в праве присоединения к «свободному миру», для российской — в противостоянию враждебному западу, возглавляемому США и использующему Украину как инструмент враждебного воздействия. «Свободного мира» больше нет. Он сломался с удивительной легкостью, свидетельствующей, что в его конструкции таились серьезные изъяны. Но если больше нет этого единства, основанного на общих ценностях и единстве политической воли, то и из конфликта уходят все его прежние ценностные составляющие. Остается спор о территориях и потенциальных союзах. Это не глобальное противостояния сил добра и зла, а привычный для Европы способ выяснить, где заканчиваются сферы влияния у разных политических объединений. С этого, еще в 13-м году, все и начиналось. Кто забыл, соглашение с ЕС или Таможенный союз, таким был выбор тогда.

Пропаганда — важная деталь нацистского режима. Но наверное все же не ключевая. Организованность режима, высочайшая степень лояльности большинства граждан, сохранение управляемости практически до самого конца не может быть объяснена одними репрессиями и пропагандой. Этот режим — итог ужасающе эффективной работы по преобразованию сложного, зажиточного, культурного, образованного общества в инструмент тотального государства. В этом его кардинальное отличие от советского проекта и любых других.

Хотелось бы понять, насколько марксистские теоретики видят, и если видят, как истолковывают другие формы отчуждения. Возникающие не как следствие классического противоречия труда и капитала. Профсоюзы, политические объединения рабочих порождают ничуть не меньшую отчужденность своего рядового члена от деятельности своих исполнительных аппаратов. Любой призыв к усилению рабочего контроля над деятельностью организации практически неизбежно превращается лишь в ответную модификацию бюрократических процедур отчетности и политического менеджмента.

Почему-то многие вполне вроде неглупые политические комментаторы не могут понять очевидное: старый мир сломан. У тех же американских демов просто нет возможности его починить. Некуда возвращаться. Можно попытаться придумать новый мир, альтернативный трамповскому. Достойная задача, но пока не видно людей, способных ее осилить.

Пока картина жалкая: оппоненты Трампа надеются лишь на то, что он на чем-то сломает себе шею. Растерянность и бессилие.

Стороны? Знаете ведь наверняка, что война это продолжение политики другими средствами? Так вот, та политика, что привела к ее началу, перестала иметь смысл. Причем для обеих сторон. Об этом Трамп непрерывно твердит, но его отказываются понимать. И политики, и комментаторы. У войны своя инерция, ее легко разжечь и очень трудно остановить. Изначальные политические цели участников перестали быть достижимы. Обе стороны получат ситуацию хуже, чем была ante bellum. У. не станет частью свободного мира. Р. не сможет навязать своим геополитическим противникам свою волю. Думала, что воюет с Западом, а оказывается просто три года утюжит У. Остались только гибель людей, разрушения и захваты территорий.

Спасибо, Ким!

"Гренландия" это условное название территории, которую Трамп хочет присоединить к США. Говорят, где-то на севере. Не слишком заботясь принципами нерушимости границ. Пошлинами он пытается компенсировать то, что считает нарушениями правил свободной торговли.

Прав он или нет, не знаю. Жизнь покажет. Но не понимать, что контекст этого конфликта необратимо изменился, странно. Причем для всех. Для Украины. Она перестает быть частью "свободного мира" в связи с его ликвидацией. Каких-то региональных альянсов — вполне возможно. Для РФ. Борьба с "коллективным Западом" точно так же внезапно стала бессмыслицей. Нет его, коллективного Запада. Есть нечто гораздо более опасное и непредсказуемое.

Если Россия и Украина, тогда этот конфликт региональный. Именно так Трамп и предлагает к нему относиться. Статья ведь о нем. Он совершенно не претендует на роль лидера свободного мира. Потому что не считает Европу носителем ни политических, ни торговых свобод. Первое доходчиво объяснил Вэнс в Мюнхене, второе объясняет сам с помощью пошлин. Его не волнует изменение границ как прецедент. Возможно потому, что название "Косово" ему о чем-то говорит. Или хотя бы название "Гренландия". Он не борется с СССР. Догадался что того давно уже нет.

А еще Трамп единственный из мировых политиков, кто все время говорит о необходимости остановить убийства. Не разбирая сторон.

Господи, нет. Здесь сторон гораздо больше. Тест выше просто образец туннельного восприятия. Как и его аналоги из якобы противоположного лагеря.

Что характерно, зет-публицистика порождает тексты, структурно идентичные этому. Симпатии и оценки зеркальны, но центральная идея та же самая. Есть сила света и сила тьмы. Компромисс обезоруживает силы добра, обесценивает понесенные ими жертвы и усилия. Враждебная сторона, избежавшая поражения, в ближайшие годы реализует свои реваншистские поползновения. Внешние силы, подталкивающие к компромиссу либо наивны, либо злонамеренны. Еще одно усилие, и враг, понеся невосполнимые потери, будет принужден к миру на наших условиях.