Дмитрий Дурнев
Фото предоставлено Дмитрием Дурневым
Российские войска ведут массированное наступление на Донбассе. За тем, что происходит в прифронтовой зоне, следит журналист издания «Спектр» Дмитрий Дурнев, который вырос и много лет работал в Донецкой области. С 2014 года Дурнев пишет о военном конфликте на востоке Украины и жизни на оккупированных территориях. В 2020 году подконтрольные Москве власти пожизненно запретили ему въезд в ДНР. В последние годы журналист жил на два города — Киев и Волноваху, которая сейчас захвачена российскими войсками. На днях Дмитрий отправился в очередную командировку в прифронтовой Краматорск, где остаются его близкие. Перед отъездом он дал интервью Фариде Курбангалеевой и рассказал, почему российская армия уничтожает Донбасс, а российская власть — донецкую промышленность, кому и для чего понадобилось убивать украинских военнопленных в Еленовке, почему жители ДНР с радостью вернулись бы в Украину, а сама ДНР — это будущее России.
«Методично уничтожается город за городом, завод за заводом»
— Два года вы составляли путеводитель по ДНР. Если бы сейчас вам понадобилось составить гид по местам «спецоперации», что бы вы в него включили?
— [Города] Золотое, Горское Луганской области. Там есть место, где расположено урановое месторождение, которое четырьмя языками выходит к поверхности. И есть куст шахт, где уран перемешан с углем. Я был там в октябре 2021 года с экологической экспедицией. На речках Беленькая, Камышеваха уровень радиации в отдельных местах был превышен в 400 раз. Эти речки часто примыкают к огородам, и этой иногда оранжевой водой поливают овощи. Надо всем этим пейзажем летают серые цапли.
Вообще в районах военных действий животные расплодились за 8 лет неимоверно. Там никакой охоты нет, поэтому есть и цапли, и косули, и фазаны в диких количествах — просто как воробьи, везде. Ушли кроты, поскольку для них удары по земле существенны. Пришли шакалы, которых раньше не было на Донбассе.
Под Киевом надо посмотреть окопы в чернобыльском Рыжем лесу. Донецк, конечно, был бы в этом путеводителе — я по нему скучаю. Тогда я хотел написать о мире блокпостов, и мы прошли с моим тогдашним редактором Лизой Осетинской всю эту тему и закончили ее. Но случился коронавирус, вся система блокпостов закрылась, и этот текст превратился в исторический.
— Такие топонимы, как Буча и Ирпень, вошли бы в путеводитель?
— Нет, наверное. Я в Буче и Ирпене был, конечно. Мы туда заходили в первых числах апреля — в бронежилетах, в касках, с вооруженной охраной. И везде нарывались на тела убитых. Эта весна была очень холодной, и поэтому тела до конца не разлагались.
Меня больше всего поразили тела русских солдат, которые погибли в первые дни атаки. Потом следующие русские пришли, и, условно, на «старых» убитых русские из новых подразделений не обращали внимания. Это «не их» трупы были. Отдельную братскую могилу с русскими солдатами сделали жители, а два тела — разорванные, обгоревшие — валялись на мосту еще в апреле, хотя погибли эти люди в феврале. Потому что никто из русских командиров о «чужих» трупах не захотел заботиться.
Но происходившее в этих городах было очень болезненно воспринято в первую очередь Киевом. Потому что удар пришелся на ближайшие к нему прекрасные зеленые спальные районы, где много донецких, кстати. Это была такая киевская ривьера без моря. И всех поразило, когда в таком милом городке, как Буча, убивают 500 человек, из которых половина — неопознанных: разрывают, убивают, насилуют.
Но тот же Мариуполь уничтожен полностью. Там могил 26 тысяч, а сколько не похоронено — неизвестно. Говорят, что до 50 тысяч. И я общаюсь с местными врачами, люди с ума сходят просто.
Я, например, слышал разговор жены МЧСника, которая пожаловалась доктору на то, что ее муж поседел, потому что их все время бросают в Мариуполь разбирать завалы. Они разобрали очередной сложившийся дом в Приморском районе, в подвале обнаружили 80 тел, и среди этих тел нашли четырех живых.
Надо понимать, что Приморский район был уничтожен дом за домом. В каждом подвале находили десятки трупов, но тут живые, получается, выживали среди трупов 6–8 недель. Ясно, что там должны были быть еда, вода — достаточные запасы для четырех человек. Но они были, как сказал этот МЧСник, неадекватными, и их повезли во 2-ю больницу.
Дальше я не смог их отследить — в психиатрию их повезли или нет? Я написал огромное количество историй, но эту не написал. Это надо писать, только если ты можешь найти второй источник, найти этих четверых лично или поговорить хотя бы с их с лечащими врачами. И таких историй много разных.
В Мариуполе был, например, мой друг — ему 50 лет, он айтишник, обычный мужик при заводе. Он оставался в теробороне. Я снимал для документального фильма тренировки теробороны за неделю до войны, и с ним было трудно — он не любил говорить, стеснялся. И потом они — взрослые пожилые мужики, которых трудно в уличных боях использовать — охраняли госпиталь на «Азовстали». Я думал, он погиб, потому что госпиталь разбомбили, прямо в операционную попала бомба. Теперь я вижу его фото — друзья мои раскопали — среди пленных. Уже не знаю — что с ним, где он. В Еленовке?
Тренировка теробороны Мариуполя по такмеду (оказание первой помощи в боевых условиях), февраль 2022 года
Предоставлено Дмитрием Дурневым
Я жил четыре года в Мариуполе. И в роддоме, который русская армия разбомбила прицельно, родилась моя старшая дочь. Я знаю там всех, знаю заведующего этого роддома и вообще весь Мариуполь. Особенно врачей — я сам бывший врач. Сколько их погибло там? Сейчас, короче, трудно было бы писать путеводитель.
— Что происходило в Мариуполе в первые дни войны и как разбомбили роддом и город? Российская пропаганда настаивает, что это делали сами украинцы.
