Кадр интервью с российским военнопленным
Ютуб-канал Владимира Золкина
С начала российского вторжения украинский блогер Владимир Золкин записывает интервью с пленными российскими военнослужащими. Вместе с коллегами он поговорил примерно с пятью сотнями человек — эти разговоры выложены на его ютуб-канале. Правозащитники и журналисты нередко обвиняют Золкина в нарушении прав военнопленных. Сам он считает, что наоборот — помогает пленным российским солдатам.
В последнее время собеседниками Золкина все чаще становятся мобилизованные. Фарида Курбангалеева поговорила с Золкиным о тех, кто попадает в плен, и тех, кто ждет их дома, а также о состоянии российской армии и российского общества.
— Вы начинаете свои интервью с вопроса «Как вы попали в Украину?». В начале вторжения российские военнослужащие часто говорили, что не знали, куда едут, потому что их якобы отправили на учения. Спустя время стали отвечать, что «знали, но у них не было выбора». А что говорят сейчас?
— Что знали, но у них не было выбора. Либо их из тюрьмы сюда отправили, либо они были в кредитах и ипотеках, за которые платила армия, и они не могли отказаться от приказа, потому что у них «забрали бы квартиры и потом еще заставили бы эти ипотеки выплатить». Либо их просто мобилизовали.
— А много ли тех, кто сдался сам по программе «Хочу жить»? И как технически происходит эта процедура?
— Таких пока не так много — человек 200, наверное. Там [по телефону горячей линии] все объясняют в зависимости от места, где находится человек, и от других исходных данных. В принципе, можно вообще никуда не звонить. Можно просто ночью — как некоторые делают — уйти от своих, прийти к гражданским, им сдаться и все. Главное — зайти на неоккупированную сторону.
— Вы успели поговорить с десятками пленных резервистов. Можете на основе их повествований рассказать, как проходит мобилизация в России?
— Людей приглашают прийти в военкоматы, а из военкоматов сразу отправляют на войну. По крайней мере так было в первую волну. Я слышал много историй о том, что люди идут в военкомат в полной уверенности, что их вообще никуда не отправят, потому что у них серьезные проблемы со здоровьем и это подтверждено. Они думают, что их отправят на медкомиссию, но им предлагают сесть в автобус, а автобусом везут сразу же к границе Украины, где одевают-обувают. По их заверениям, у них уже шансов не было никаких отказаться. Никакой медкомиссии у них тоже не было.
Эти истории очень похожи друг на друга. Мотивации воевать там нет никакой. С обмундированием и техническими средствами тоже все очень плохо, потому что кому-то могут ботинки не додать, кому-то ремень, кому-то бушлат, а кому-то вообще ничего.
Ну и какие они воины, если максимум, что они делали в армии — это лет 20 назад красили бордюры в воинской части во время срочной службы. То есть они не обладают никакими знаниями и подготовкой. И в принципе, их никто не готовит. Как по мне, для Украины это даже плюс.
— Есть жалобы на отношение со стороны командования?
— Командиры ведут себя абсолютно наплевательски. Был случай, когда [на передовой] оставалось человек 30 бойцов и плюс пять человек, которых нужно было нести на носилках. А из этого места нужно было срочно эвакуироваться, потому что [шло] наступление ВСУ. Офицеры это знали, потому что у них были средства связи. Пять офицеров собрались и ушли, а всех остальных оставили там, и они попали к нам — вся эта группа.
Офицеры в российской армии — это тоже не боевые офицеры. Там опыта практически никакого нет. Бывает так, что собирают группу, и одного мобилизованного офицера запаса, который где-то там в части учил людей маршировать, сразу автоматически делают главным. Он должен руководить боевыми действиями оперативно-тактической группы. Но как он будет делать то, о чем понятия не имеет?
Потом, офицеры — это в первую очередь честь. А где она, если отжимали машины у мирного населения и пытались на украденных гражданских автомобилях убежать, когда было наступление в Харьковской области? Есть кадр, когда ВСУ разбили колонну машин — спереди был военный грузовик, а дальше гражданские автомобили. Российские СМИ разнесли, как будто ВСУ атаковали гражданских, но это были не гражданские. Это российские военные убегали на всем чем могли.
Я уже не говорю об офицере, которого нашли с пачкой денег и золотом — это был старший лейтенант. В кармане у него были евро, гривны, доллары и жменя золотых украшений. Он ходил по домам и просто крал. И верх идиотизма, что он пошел со всем этим в карманах сдаваться. Ну, выкинул бы, что он планировал с этим делать? Черт его знает.
Вы не подумайте, что я не понимаю, что в российской армии есть офицеры, которые считают, что выполняют свой долг, и свято верят в то, что нас от кого-то защищают. Такие, конечно же, есть. Но только это заблудшие люди, которые не понимают вообще, что происходит. Я с одним таким тоже общался. Он мне пытался рассказывать, что «мы тут за братьев за своих стоим».
Многие мобилизованные тоже едут «ребятам помочь». А я им говорю — если вы не будете сюда ехать, то не надо будет ребятам помогать. Или вам Херсон очень сильно нужен? Я думаю, что четверть россиян, если бы их год назад спросили, нужен ли им Херсон, ответили бы: «хер что?» Но от Херсона они в результате получили только первые три буквы.
Кадр интервью с российским военнопленным
Ютуб-канал Владимира Золкина
— Вы были невысокого мнения об интеллектуальных и морально-нравственных качествах российских военнослужащих. Сейчас, когда на фронте оказались те, кто воевать не хотел, что-то изменилось?
— Послушайте, если человек не хочет на войну — по моему мнению, он будет делать все, чтобы не идти на войну. Но если он не хочет убивать других людей, но идет их убивать — он моральный урод. Вы уж извините меня за прямоту, но я действительно так считаю. И все эти оправдания — ой, меня бы посадили… Ну так лучше сесть на год, два, три — отсидеть, выйти и быть человеком с чистой совестью, нежели взять автомат и пойти в чужую страну, не имея ответа на вопрос, зачем это нужно. Конечно, для меня это люди с серьезными морально-этическими и интеллектуальными изъянами.
— Ранее вы говорили, что среди пленных много молодых людей из неблагополучных семей, в основном из провинции. А сейчас как?
— Эта картина не сильно изменилась — все равно больше из неблагополучных семей и из неблагополучных регионов. И даже если это жители Москвы или Питера, все равно это люди не из самых состоятельных семей. Потому что, как я понимаю, тот, кто может «порешать» и не ехать на войну, тот не едет.
Мы до сих пор не видели ни одного сынка какого-нибудь российского чиновника даже невысокого уровня, я уже не говорю про Песковых и прочих. Где воюют их сыновья? Это просто верх лицемерия и цинизма — рассказывать про загнивающую Европу и втирать, что нужно воевать против Украины, в то время как их дети учатся и живут на Западе. А почему все остальные должны воевать — ради чего и с кем — никто из них объяснить не может. Поэтому один из наших фундаментальных вопросов на интервью: что ты здесь забыл, молодой человек?
Я говорил, что лучше сесть, чем ехать в Украину, но вы примите во внимание тот факт, что до сих пор даже уголовного дела толком не открыли против тех, кто отказался ехать на фронт. А отказников больше, чем достаточно. Это важно доносить до россиян: вас боятся сажать, потому что вас [отказников] слишком много, и властям России придется опубличить информацию, что не так уж сильно рвутся воевать и не такой уж высокий в стране уровень патриотизма.
