Студенты-нацисты громят библиотеку Института сексуальных исследований. Берлин, 6 мая 1933 года
Фото: United States Holocaust Memorial Museum
Никакая диктатура не может сжечь все книги с газетами и отменить всех их авторов. С характерной бескомпромиссностью что-то подобное пытались сделать разве что красные кхмеры в Демократической Кампучии.
Остальным их коллегам по авторитарно-тоталитарному цеху такой решимости не хватало. На сожженный или запрещенный роман приходилась дюжина легальных. А изгнанных или ошельмованных писателей с журналистами заменяли десятки коллег, если не восторгавшихся режимом, то смирившихся с ним и готовых к уступкам.
В мире оруэлловского «1984» такой навык называли самостопом. Лояльному гражданину следовало останавливаться на пороге опасной мысли, не видя аналогий и не замечая логических ошибок. Опыт Третьего рейха показывает, что дорожка самостопа — узка и извилиста. И выбравшие ее в поисках компромисса люди обычно заходили в тупик.
Сжечь все книги, запретить всех евреев
Сожжение книг в мае 1933 года стало одной из самых известных нацистских акций, но только задним числом. Лишь спустя годы и немцы, и иностранцы будут трактовать эту выходку гитлеровцев в зловещем духе, присовокупляя цитату из Генриха Гейне.
«Это была лишь прелюдия, там, где сжигают книги, впоследствии сжигают и людей».
— трагедия «Альмансор»
На деле в первую весну Третьего рейха сожжение книг потонуло в череде разных перформансов и репрессивных актов от новых властей. Режим в Германии еженедельно что-то запрещал, ограничивал, проводил факельные шествия, избивал и арестовывал всех реальных и мнимых оппонентов. Уничтожение печатных томов на городских площадях затерялось в длинном списке одним из многих пунктов, и было в этом перечне не самым страшным для немецкого обывателя. Даже курировавший акции рейхсминистр пропаганды Йозеф Геббельс в личном дневнике уделил им ровно две строчки.
Нацисты сжигают образцы «негерманской литературы». Берлин, 10 мая 1933 года
Фото: Bundesarchiv, Bild 102–14597
В костры тогда попали книги пятнадцати немецкоязычных авторов. Они вызывали одинаковую ненависть у нацистов, хоть и имели мало общего между собой: от Зигмунда Фрейда до Карла Маркса, от Эриха Ремарка до Генриха Манна. По непонятной причине ополчившись против Манна-старшего, гитлеровцы не тронули книги его более известного младшего брата Томаса, нобелевского лауреата. Тот никогда не скрывал отвращения к НСДАП и ее лидеру, покинув страну после падения Веймарской республики.
Так же поступили и почти все авторы уничтоженных книг, за исключением сатирика Эриха Кестнера. Он даже пришел посмотреть лично, как сжигают его произведения.
«Я стоял возле университета, зажатый со всех сторон студентами, цветом нации, одетыми в форму штурмовых отрядов. Смотрел, как огонь лижет обложки наших книг. Слушал мерзкие тирады какого-то оратора, мелкого лжеца. Похоронный ветер дул над городом».
— Эрих Кестнер, немецкий писатель
Обычно сожжение книг сводят к «флагманскому» — 10 мая 1933 года в Берлине. На деле таких акций за неделю прошло порядка двадцати в разных германских городах. Участвовала в них, в основном, студенческая молодежь. Так нацисты подчеркивали, что новое поколение полностью разделяет их культурные установки.
Сейчас книжные перфомансы гитлеровцев выглядит дикарством. Но люди Геббельса играли на других коннотациях, отсылая к известным немцам событиям вековой давности. В 1818 году студенты в городе Вартбурге сожгли книги, которые посчитали реакционными и «виновными» в тогдашней разобщенности Германии. А их, в свою очередь, вдохновлял поступок Мартина Лютера из XVI века — проповедник Реформации сжег папскую буллу с осуждением своей деятельности. Так что «правильному» гражданину полагалось видеть в кострах из книг не нечто варварское, а определенно национальное и вполне прогрессивное начинание.
Примеры сжигавшихся нацистами книг в экспозиции мемориала Яд ва-Шем
Фото: Wikipedia / David Shankbone
Более значимой по результатам оказалась не задорная выходка ликующих штурмовиков, а скучная работа бюрократов из министерства пропаганды. Под запрет в рейхе попали около 500 книг германских и иностранных авторов. Как правило, составители списка руководствовались формальными признаками, например, если в повествовании важную роль занимал персонаж-еврей, то книгу запрещали. Причем даже если представитель ненавистного нацистам этноса выступал в романе или повести антагонистом, это вовсе не делало произведение лучше в бдительных очах цензоров.
«Оливер Твист» Чарльза Диккенса со злокозненным Феджином попал под такой же запрет, как и «Айвенго» Вальтера Скотта с красавицей Ревеккой и ее мудрым отцом Исааком. Не исключено, что подобная логика вдохновит правящий в современной РФ режим при исполнении нового закона о запрете на ЛГБТ-пропаганду.
