Заповедник Серенгети, Танзания
dpa/ Global Look Press
Директор по исследованиям компании Kantar Sub Saharan Africa Сергей Шейхетов раньше рассказывал читателям Republic об истории и экономике африканских стран в своих колонках. Но в последние два года совсем забросил это дело — из-за растущего числа заказов на исследования местных рынков со стороны российских предпринимателей. Разумеется, с началом войны в Украине и лавины западных санкций клиентов у Сергея только прибавилось. Поговорили с ним о том, можно ли спастись в Африке от мобилизации и попутно построить какой-нибудь бизнес.
— Правильно ли я понимаю, что с паспортами африканских стран можно свободно ездить только по Африке, а в остальные страны мира нужно получать визу? Или какие-то исключения есть?
— Ну, даже и по Африке нельзя совсем уж свободно ездить. В принципе, у каждой страны своя ситуация, и они тоже устанавливают визовые барьеры друг для друга. Африканские паспорта далеко не самые хорошие в плане передвижения по миру. Но их получают, тем не менее. Далеко не во всех странах, но есть такие, где достаточно несложно получить.
— А вот ЮАР, например?
— В ЮАР есть такая возможность, но там это не такое уж дешевое удовольствие — в страну надо инвестировать несколько сотен тысяч долларов. То есть это, в принципе, сопоставимо с какими-нибудь паспортами в Европе.
— В общем-то да — в тех странах, которые пока еще продают гражданство за инвестиции. В Черногории это 250 тысяч евро, например.
— В ЮАР, думаю, даже побольше. Вид на жительство гораздо быстрее, и дешевле, и, в принципе, не очень сложно получить. Потому что это возможность вести бизнес в какой-то юрисдикции, где всем, в принципе, наплевать на то, что у тебя российский паспорт, а Россия находится под санкциями. Африканские правительства эти санкции соблюдают скорее на уровне риторики. Особенно члены Британского сообщества — поскольку они идут в фарватере Англии, то должны формально подчиняться ее правилам и делать соответствующие высказывания. И некоторые это делают, но в реальности им глубоко все равно, что там происходит между Россией и Украиной. Если в их страну заводят деньги, если им какая-то выгода от этого светит, они совершенно прекрасно работают.
— А можно как-то оценить масштаб российских денег, которые появились в известных вам африканских странах после начала войны в Украине?
— Какую-то конкретную цифру я не могу сказать, потому что многие их владельцы не очень любят светиться здесь. Например, ещё до войны разные российские компании много инвестировали в игорную индустрию. Она здесь в большинстве стран легальна, как и традиционные казино, многие из которых здесь русским принадлежат, так и, например, онлайн-индустрия — гемблинг, спортивные ставки. Несколько российских компаний друг с другом даже конкурируют в области sports betting. Это большие деньги, я думаю, что это не один десяток миллионов, а может быть, и больше. Но что там происходит, естественно, никто там не считал, и они предпочитают особо не появляться на страницах прессы.
Мои клиенты — в основном современные онлайн-компании, типа «Яндекса» или «Индрайвера». Интересно, что они зашли в Африку достаточно мощно. Они ещё раньше присматривались к этим рынкам, но война все процессы резко ускорила.
В принципе, эти компании пытаются проводить географическую экспансию в разных точках — и в Латинской Америке, и на Дальнем Востоке, и в Австралии. Россия для них сейчас далеко не приоритет — «Индрайвер», к примеру, свой персонал вывез из России и офис закрыл. Но всё равно корни-то русские. Поэтому, я так полагаю, что в развитых странах — в Европе, в Америке, — им бизнес вести гораздо сложнее, чем, например, в Африке. У «Яндекса» вообще сложная история — какая-то часть компании под санкциями, владельцы тоже. Тем не менее, денег у них полно, компетенций тоже очень много. И то, что они делали в России, очень уместно и для африканских рынков.
Здесь, в принципе, все сильно напоминает российские реалии, только лет 15–20 назад.
— Получается, они зарабатывают на африканских рынках? Или просто используют африканские юрисдикции, чтобы вести международные операции?
— Думаю, эти компании — «Индрайвер», «Яндекс», Kaspersky, — как раз собираются зарабатывать именно здесь. И они, скорее всего, уже это делают.
Например, у «Яндекс» есть сервис такси YanGo. Они вышли в Западную Африку ещё несколько лет назад. Начали почему-то с Кот-д’Ивуара. Но в Кот-д’Ивуаре они развились настолько, что теперь это самое крупное онлайн-такси в стране — brand awareness практически 100%, у всех это приложение стоит. Проблема в том, что в Кот-д’Ивуаре рынок не очень большой. Сейчас они стали выходить в другие африканские страны. Где-то более успешно, где-то менее. Думаю, что зарабатывают они какую-то прибыль пока что только в Абиджане [крупнейший город Кот-д’Ивуара], а другие страны — это еще стартап-проекты, там просто от момента выхода на рынок до получения прибыли проходит определенное время. Такая же история с «Индрайвером». Они тоже выходили на африканские рынки где-то два-три года назад. Начали с Танзании, а сейчас у них уже есть хорошие, серьезные бизнесы в ЮАР, в Нигерии.
Если говорить про компании, которые сюда переводят свои активы, открывают юридические лица и счета для того, чтобы вести бизнес по всему миру, то это скорее менее публичные компании. На самом деле, это может быть кто угодно, кого прижали в России, в Европе. Но это бизнесы, которые публичности не любят. Например, компании, связанные с покупкой и управлением зарубежной недвижимостью или в сфере микрокредитования. Они заработали большие деньги в серой зоне в России, когда это было можно, а потом перевели эти деньги, например, на Кипр или в Швейцарию — я знаю несколько таких примеров. И там они уже создавали какие-то инвестиционные фонды, из которых субсидировали предприятия по всему миру, не обязательные связанные с кредитованием или играми — просто инвестировали во всё, что выгодно, в то они и инвестировали. Сейчас их в Швейцарии или на Кипре начинают прижимать — и часть их денег уходит как раз в африканские юрисдикции.
Сергей Шейхетов, директор по исследованиям Kantar Sub Saharan Africa
Фото из личного архива
— А вот что из себя представляет банковская система в Африке? Это, условно, филиалы западных банков или местные институции? И как вообще на Западе относятся к африканским банкам? Если у компании счет в одном из них, это для контрагента в Америке или в Германии будет подозрительно?
— Да нет, в принципе, не подозрительно, они нормально всё переводят. Я не слышал про какие-то большие проблемы, кроме Нигерии.
— «Нигерийские письма» сразу приходят в голову, когда думаешь про финансы в Африке.
— Да, Нигерия этим славится. PayPal, например, вообще отключал Нигерию от своих услуг, потому что слишком много было мошенничества.
На самом деле, почти во всех африканских странах есть довольно приличные банки. Иностранных мало. Я бы сказал, что процентов 80 банковского сектора — это местные. Причем несколько лет назад доля глобальных банков была выше. Например, здесь был Barclays, один из самых уважаемых, старинных банков, он работал почти по всей Африке. Они сюда пришли в начале XX века, и, естественно, во всех британских колониях Barclays всегда был банком №1. Но там проспали изменения, которые в Африке начали происходить в последние 20 лет. Они всегда ориентировались на «белых мистеров», на private banking для богатой целевой аудитории. А проспали, собственно говоря, появление африканского среднего класса.
А местные банчики, которые основаны преимущественно индусами и ливанцами — они, наоборот, на этой волне очень здорово выросли. Вместо роскошных банковских отделений, с мебелью из черного дерева и супер-сервисом они по всей стране, даже в деревнях, сделали какие-то вагончики. Иногда даже мобильные банковские отделения — здесь есть такой жанр, когда в деревню приезжает обычный трак, а в нем отделение банка, где открывают счета массовому африканскому потребителю.
Barclays несколько лет пытался вскочить в уходящий поезд. Поняли, что не получается — они не заточены на то, чтобы работать с массовым африканским клиентом. И они весь свой бизнес продали индусам. Теперь это называется Absa Bank, тоже очень крупный и уважаемый. А Barclays как бренд из Африки три-четыре года назад полностью ушел.
— А в бывших французских колониях как дела? Там, наверное, должен быть свой Société Générale или кто-нибудь ещё?
— Société Générale есть, конечно. Но, насколько я понимаю, он примерно в той же ситуации находится. Бывшие колониальные банки очень сложно перестраиваются в изменяющихся реалиях.
— Так что же, получается, любой россиянин может как турист полететь в любую приличную страну Африки и открыть счет в банке или зарегистрировать компанию, получить ВНЖ?
— Нет, не в любую страну. Здесь есть, конечно, нюансы. Вот, например, в Кении раньше действительно человек, который даже по туристической визе здесь находился, мог прийти в банк и открыть банковский счет за день или за два. Сейчас они эту практику прикрыли, но не только для русских, а в принципе для всех, у кого нет ВНЖ. То есть для того, чтобы открыть счет в кенийском банке или открыть компанию, нужно всё-таки получить ВНЖ. Тем не менее, там есть разные варианты этого ВНЖ, одни дешевле, другие подороже, и, в принципе, это всё решаемые вопросы.
Очень простая ситуация на Маврикии. Там действительно открывают банковский счет и компанию можно зарегистрировать, даже если ты не резидент Маврикия. Более того, это можно сделать дистанционно, не обязательно туда лететь.
В Африке всё-таки 54 страны, они очень разные. Поэтому каких-то общих правил не существует. Нужно смотреть на конкретную страну — и выяснять, какие правила там есть. Единственное, наверное, общее правило для всей Африки: если нельзя, но очень хочется, то можно. Любой вопрос решается через какие-то деньги или связи. В общем, это гораздо проще, чем, например, в Евросоюзе или в Америке, где уж если тебе нельзя, то уже точно нельзя, хоть ты разбейся.
Если, например, поступила директива людям с российским паспортом не оказывать определённых услуг, то всё, ты уже никак этот запрет не обойдешь, только если паспорт у тебя другой. А в Африке всё, в принципе, решаемо.
Порт-Луи, Маврикий
Global Look Press
— Есть ли какой-то список стран, куда точно нельзя ехать, не стоит, опасно, — и, наоборот, максимально благоприятных, вроде того же Маврикия?
— Максимально благоприятные — это те страны, которые наиболее развиты, где экономика растет, бизнес развивается. Это Кения, Ботсвана, ЮАР, Сенегал, Танзания, Руанда. Все они по африканским меркам относительно продвинутые. Относительно, опять же по африканским меркам, безопасные, относительно цивильные. То есть там есть суды, и закон работает.
Естественно, чем дальше вглубь континента, тем проблематичнее. Например, в Демократической Республике Конго, или в Южном Судане, или в Чаде не только бизнес вести — туда и прилететь-то будет очень непросто, и даже визу получить. Не говоря уже о том, чтобы тебя там не ограбили и не похитили. Это такая хардкорная Африка.
К таким странам можно отнести и Нигерию. Хотя Нигерия-то как раз очень интересный для бизнеса рынок, огромнейший. Но она жесткая. По крайней мере, новичкам туда лучше не ехать. Попробовать в какой-нибудь более легкой африканской стране и потом уже пытаться в Нигерию заходить.
— То есть можно говорить про нигерийскую мафию, которая не пускает туда чужих?
— Нет, я бы не сказал, что это мафия. Просто очень хаотичная страна. Она огромная — это 220 миллионов человек. Контролировать такую массу народа сложно. Коррупция зашкаливает. Даже нигерийскую визу очень тяжело получить, если у тебя нету каких-то «помогаек», связей внутри Нигерии. Выходишь в аэропорту — и там сразу определяют, кто здесь в первый раз. Глаз у местных наметанный, и у таких людей тут же начинают деньги вымогать, придираются к каким-то мелочам. Потом выходишь из здания терминала — и там тоже такой хаос, как вот у нас в 90-е, когда стояла толпа таксистов и буквально за руки тебя хватала. На самом деле, ко всему этому можно привыкнуть и разобраться. Если знать, с кем разговаривать и кому платить, тебя и проведут по «зеленому коридору», и такси закажут, и всё что угодно. Но это для более-менее опытных людей.
Если первый раз в Африку человек попадает именно через Нигерию — масса примеров, когда это заканчивалось не очень хорошо.
Люди, оставив там все деньги и ценные вещи, были очень благодарны, что они из этой страны вообще улетели.
— Помню, что ещё в 2000-х основатели российского инвестбанка «Ренессанс Капитал» Стивен Дженнингс и Борис Йордан, всячески, что называется, топили за инвестиции в Африку, особенно Дженнингс. Они, наверное, были первыми известными бизнесменами, как-то связанными с Россией, которые туда начали вкладывать. Слышно ли что-нибудь сейчас про их успехи в Африке?
— Дженнингс здесь живет не очень далеко от нас, я его знаю. Это было после кризиса 2008 года, когда «Ренессанс Групп» сильно просела. Они почему-то на Прохорова очень сильно обижаются, считают его кровным врагом — вроде как-то он там Дженнингсу сильно подкузьмил. Так или иначе, Прохоров тогда перекупил какие-то из их активов. А все оставшиеся активы из России Дженнингс вывел как раз в Африку и основал компанию, которая называется Rendeavour.
И тогда же, в 2008–2010‑м они накупили здесь огромное количество земли. В Найроби этот проект называется Tatu City, там несколько сотен акров земли на окраине города. То же самое были в Замбии, Гане, в Демократической Республике Конго, около города Лубумбаши, и в Нигерии. Идея была такая: мы строим новую Африку, мы строим новый африканский современный город. Они покупали эту землю относительно недорого, хотя как сказать — например, в Tatu City инвестировали, насколько я знаю, 50 миллионов долларов. Это для Кении большие деньги.
Затем они начали там девелопмент: обносили участки забором, строили дороги, линии электропередач, канализацию и так далее. А потом, когда эта земля была уже более-менее развита, стали продавать участки под застройку — и жилую, и для бизнеса. Все это шло очень неторопливо — сейчас, спустя 15 лет, Tatu City застраивается, но там еще всё очень далеко от завершения. Тем не менее, пока они всё это делали, земля очень сильно росла в цене. Она в принципе в Африке растет в цене, потому что растут экономики. И то, что раньше было какой-то далекой окраиной [Найроби], сейчас уже — не далекая окраина. Когда они покупали землю возле Лубумбаши — а это второй по величине город в Конго, — город был в 30 километрах от них. А сейчас он приблизился уже вплотную. Потому что города растут очень быстро. Соответственно, стоимость этой земли очень сильно выросла. По последним данным, Tatu City уже оценивается аж в миллиард долларов. То есть они там безумные деньги заработают.
Пару лет назад Дженнингс сам сюда переехал и привез всю свою команду. Значительная её часть — это как раз русские товарищи, которые с ним работали ещё в 90-е. Из России они все переехали в Лондон и долго жили в Англии, а два года назад он сказал: если связываете свое будущее с компанией Rendeavour, значит, все переезжаем в Найроби. И вот они сейчас здесь очень хорошо живут в таких колониальных дворцах.
Празднование Нового года по китайскому календарю в Найроби
Global Look Press
— Вы в своих колонках для Republic в свое время рассказывали про экспансию китайского бизнеса в Африке. Насколько силен китайский капитал, придется ли с ним сталкиваться российским предпринимателям, которые начинают бизнес в Африке? К чему готовиться в этом смысле?
— У многих российских предпринимателей, а в особенности у российских государственных структур существует такой стереотип: как же мы будем в Африку выходить, там уже все китайцами перекуплено. На мой взгляд, это просто такая отмазка. И это, на самом деле, ерунда. Потому что здесь есть бизнесмены абсолютно со всего мира — не только из Китая, а из самых экзотических стран: Малайзия, Таиланд, Япония, Южная Корея, Латинская Америка. И все прекрасно ведут бизнес. И друг другу не мешают, потому что рынки-то ещё не особо насыщенные, есть место для всех.
Китайцы очень сильны в получении крупных государственных контрактов на строительство какой-нибудь инфраструктуры. Дороги, мосты, железные дороги, дамбы — да, они здорово умеют это делать, и относительно недорого. Ну и связи на уровне правительства — они, естественно, покупают каких-то чиновников, и, в общем-то, тут с ними конкурировать тяжело. Но всё равно можно. Потому что этим же самым занимаются и какие-нибудь французские или болгарские компании. Главное, что нужно просто этим заниматься. Не в формате «давайте мы приедем на пару дней, сходим на бизнес-встречу, потом поедем на сафари, потом отдохнем на пляже, а потом вернемся в Россию и будем ждать, когда к нам обратятся за заказами». Нет, так это не сработает. Нужно сидеть здесь. Китайцы здесь сидят, у них здесь есть кому лоббировать их интересы. Но опять же, китайцы в этом плане ничем не отличаются от всех остальных бизнесменов со всего остального мира, которые тоже здесь есть.
Просто для того, чтобы здесь нормально развиваться и конкурировать, нужно постоянное присутствие в Африке. Дистанционно ничего не работает.
Поэтому, обобщая, скажу: китайская угроза очень сильно преувеличена, российские СМИ любят это делать. На мой взгляд, нет ничего, что препятствовало бы нашим сюда выходить.
— А вот куда есть смысл выходить? Какие ниши ещё не освоены, не слишком дорогие?
— Первое — это различные инфраструктурные проекты и строительство. Их очень много и становится все больше, просто потому что Африка строится. Дороги, железные дороги, трубопроводы, здания — все это растет прямо на глазах.
Вторая ниша — я бы сказал, что это smart solutions, связанные с IT, финтехом. И на этом рынке наши IT-компании уже присутствуют и ухитряются кое-что продавать. Как и в сфере микрокредитования, это тоже очень перспективно. Здесь эта сфера не имеет негативных коннотаций, как у нас в России. В России же считается, что клиенты микрокредитных организаций — это маргиналы, алкаши и наркоманы. А здесь — нет, это в основном кредитование микробизнеса: люди, которые берут деньги не на потребление, а на то, чтобы какой-нибудь там ларек поставить. На учебу много берут. Здесь микрокредитная индустрия играет прямо-таки положительную роль.
Кения, Накуру, январь 2023 года. Местные предприниматели торгуют самодельной обувью из автомобильных покрышек
James Wakibia/ Keystone Press Agency/ Global Look Press
И третья группа — это любые потребительские товары, от продовольствия до ширпотреба. На самом деле, в плане продовольствия российские товары реально конкурентоспособны. Я сам работал с несколькими компаниями в этой области. Население растет бешеными темпами, своего продовольствия не хватает. Поэтому сейчас уже очевидно, что это игра в долгую: чем дальше, чем больше у людей будет потребность в разных продовольственных товарах.
— Какого рода продовольствие из России востребовано?
— Мясо, колбасные изделия, confectionery. Я сам непосредственно где-то с полгода работал с прекрасными продуктами из Ростова — зефир, конфеты, вафли. Стоили они недорого и здесь бы пошли просто замечательно. Единственное, что слегка этот проект подрубило — очень высокий курс рубля по отношению к доллару. Сейчас рубль опять подешевел, так что я думаю, что экономический смысл у них опять появился. Мы тестировали, насколько это будет пользоваться спросом. Спрос был прекрасный.
Мороженое российское продают в разных странах Африки, от франкофонных до англоязычных, и оно тоже пользуется спросом. Водка, опять же, везде. Тут, кстати, украинцы преуспели. Здесь украинских водочных брендов гораздо больше, чем российских.
— Вообще это, конечно, потрясающая бизнес-идея — экспортировать из России мороженое в Африку.
— Да, но тем не менее, это работает.
— А как же его хранить?
— Тут не так уж прямо все дико — есть и холодные склады, и морозильные контейнеры. И потом, мороженое здесь всё-таки не такой уж массовый продукт, как в России. Оно в несколько премиальной категории.
— Неизбежно возникает еще один вопрос про жару: как русскому человеку выжить в африканском климате?
— Климат очень разный. Это, опять же, стереотип, что в Африке везде жарко. Например, в Найроби, которое находится на высоте 1600 метров над уровнем моря, жарко не бывает. Здесь вполне себе комфортный умеренный климат, выше 30 температура не поднимается, но и в холодный сезон ниже 20 не опускается. Жарко в прибрежных городах. Аккра в Гане, Лагос в Нигерии — там жуткий климат: очень жарко, да ещё и влажно. Но там всё равно как-то народ привыкает жить, белых там достаточно много живет. Совершенно прекрасный климат в ЮАР. Кейптаун — это вообще идеальный город для жизни.
Да и вообще, стран и территорий, где климат совсем тяжелый для человека, в Африке не так много.
В Южном Судане, например, в Джубе — там, помимо того, что климат дерьмовый, так ещё и самый высокий уровень распространения малярии в Африке. А, например, на возвышенности — в Найроби, Аддис-Абебе, — малярии нет вообще, потому что в этом климате малярийные комары не живут.
Найроби сегодня
Global Look Press
— Встречались ли вам в Африке россияне, бегущие от мобилизации?
— Да, они есть. Мы сами удивились, но народу приехало действительно довольно много. Казалось, что в основном люди едут в Ереван, в Грузию, в Казахстан или в Европу. Тем не менее, сотни людей приехали прямо непосредственно после начала мобилизации 21 сентября. Ребята из бизнеса, из IT, некоторое количество врачей — они же тоже попадают под мобилизацию.
— А вот как с работой в Африке для квалифицированных специалистов из России? Насколько легко можно здесь можно найти что-то по специальности?
— Если работа не дистанционная, то здесь в местных компаниях с этим очень сложно. Для того, чтобы поддерживать европейский образ жизни, нужно, чтобы зарплата была 5 тысяч долларов и выше. А таких зарплат здесь, конечно, немного. Тем не менее, примеры есть. Наша знакомая — правда, она из Украины и уже довольно давно здесь живет, — была специалисткой по управлению персоналом и предприятиями. В итоге она нашла прекраснейшую и очень хорошо оплачиваемую работу на цветочных фермах. Здесь это реально огромный бизнес. Все розы, которые в России называются голландскими, на самом деле из Кении, Эфиопии и Танзании. Просто они летят в Россию через Голландию, там есть крупный распределительный центр. И фермы, которыми управляет наша знакомая, принадлежат одним из самых богатых людей страны. Но это скорее такой уникальный пример. Просто так, без ничего, приехать в Африку и пытаться найти работу — это слишком экстремальная история.
— А просто так приехать в Африку и открыть стартап? Насколько это рабочий вариант? И как здесь с институциональной поддержкой новых бизнесов?
— Вот это как раз самый реалистичный вариант. Это могут быть какие-нибудь действительно высокотехнологические стартапы, тот же финтех — а может быть и просто какое-нибудь кафе или детский развлекательный центр. Вот у нас, например, друзья — семейная пара, — научились фотографировать новорожденных. Такого жанра на весь пятимиллионный Найроби в принципе не было. Они его создали и сейчас очень востребованы.
Поддержки тут никакой нет, разумеется. Африканцы сами ждут, чтобы их кто-то поддержал и, естественно, деньги просто так давать не будут. Но здесь есть платежеспособный спрос. Здесь есть масса незакрытых ниш — и если туда просто приложить какие-то силы, и вложить какие-то деньги, это явно пойдет на ура.
В Найроби и других популярных у экспатов городах, где экономика прет последние 10 лет, уже появился местный средний класс. Это не десятки тысяч — это сотни тысяч относительно состоятельных африканцев. И они хотят, например, своих детей учить балету, танцам, спорту, каким-нибудь видам искусств. А этого ничего на рынке нету или есть в каком-то совершенно зачаточном состоянии. Поэтому сейчас здесь, как грибы, стали вырастать детские арт-центры, которые стоят в пять раз дороже, чем в Москве, а по качеству могут быть и хуже, чем в Москве. Но за неимением лучшего к ним стоит очередь из желающих записаться. Вот таких историй очень много.
