Laurel Chor/Keystone Press Agency/Global Look Press
Белгородец, в октябре мобилизованный на войну с Украиной, связался с редакцией Republic и попросил о помощи. Он просит предать огласке ситуацию, в которой оказался вместе с другими российскими военнослужащими. По его словам, в январе вместо военной части под Валуйками (город на границе с Украиной в Белгородской области), где он и еще 204 мобилизованных из Белгорода «до сих пор находятся официально», их слабо вооруженными и неподготовленными отправили на территорию ДНР, в «котел под Авдеевкой». Мужчина попросил не называть его имени из страха, что его убьют. В нескольких голосовых сообщениях с перерывами в несколько дней он рассказал, как солдат пугают заградотрядами и как он возненавидел войну, оказавшись на ней. А вскоре после разговора с журналистом прислал сообщение, что теперь «на передок» отправляют и его.
— Начнем с того, что 4 октября [2022 года] нас, 205 мобилизованных из Белгородской области, отправили в Воронеж. Несколько месяцев нас тренировали на базе Воронежского лётного училища, мы жили на [улице] Космонавтов, 36, в общежитии.
У нас был куратор, полковник Лапшин. Этот Лапшин нас кинул еще в Воронеже: мы должны были ехать не в зону СВО, а в Валуйки, в село Солоти, где должны были быть наши пушки — нас в Воронеже учили быть артиллеристами.
Но в итоге мы попадаем в ДНР, и у нас нет техники, пушек, оружия, ничего, кроме старых АК-74, АКС-74У, которые в современном мире абсолютно бесполезны.
Здесь нас поселили, но я не могу назвать конкретное место, скажем, пусть будет «Простоквашино». Заброшенное здание, мы расселились там в подвале. В итоге неизвестно каким образом мы попали в первую Славянскую бригаду (Первая отдельная гвардейская мотострелковая Славянская бригада. — Republic), это местная ДНРовская армия, создана она была на базе ДНРовской милиции. Как мы туда попали, непонятно, потому что по документам мы не находимся в зоне СВО, а до сих пор тренируемся в Валуйках.
Мы здесь находимся, извиняюсь за выражение, не пришей к п***е рукав, и непонятно, в какой мы вообще армии — в российской или в ДНР? Мы пытались узнавать в белгородской комендатуре: а как мы здесь-то оказались, что происходит? Опять же, кто у нас руководство, не понятно. Всем на нас было плевать до того момента, пока этими вопросами не занялись родители и жены. Не только мы на это пытаемся указать, и дивизионы, другие подразделения пытаются, записывают видеообращения (7 января в паблике во «ВКонтакте» «Губкин говорит» появилась публикация с видеообращением к Путину и Шойгу, как сообщается в посте, белгородцев, которых готовили на артиллеристов, а отправили на фронт в составе пехоты. — Republic).
Мобилизованные из Белгородской области
Родственники писали в прокуратуру, после этого проверка началась, выявили кучу нарушений, в том числе и с нашим незаконным нахождением здесь, в зоне СВО. Вроде как должны что-то предпринять, но мы сейчас уезжаем на «передок», и я об этом вообще ничего не узнаю.
Сейчас наших отправили на «передок», под Авдеевку, село Опытное (поселок в Покровском районе Донецкой области. — Republic). Там укрепрайон, и это котел. Я пока в резервной группе, поэтому и могу писать. Но по пацанам работают минометы, а ответить им нечем. При этом, повторяю, мы ведь не являемся пехотой, нас учили быть артиллеристами в первую очередь.
Там, за Опытным, минное поле, за которым находится Авдеевка в 50 километрах. Если сейчас артиллерийские пушки развернутся в нашу сторону, пацанов не станет. И всем на них пофиг, реально. Местная армия ДНР говорит: «Вас не станет, Россия новых пришлет. Надо будет — новую мобилизацию объявят».
Мы просто в шоке, мы здесь за что воюем? По идее, мы должны здесь умереть без родины, без флага? Это дичь полная. Эмоции страшные.
Я, конечно, понимаю — война. Но мы не военные, по сути, и мы не были в таких боях, чтобы были прямо закаленные. Нас без боевого опыта отправляют в такое место, и выходит, одна партия будет в одном месте сидеть, другая партия, тоже из 30 человек, в другом. Короче, всех «мобиков» решили туда скинуть.
Получается, мы закрываем собой Донецк. Нужен он мне, если честно? Я просто уже не знаю, что думать. Конечно, людям здесь надо помочь, как-то защитить их. Они мне тут рассказывали, как им тяжело в Донецке, хотя они и тыловые. Живут постоянно под этими обстрелами, всегда что-то бахает, бухает, порой прямо жестко.
Местные жители жалуются, что очень тяжело им было пережить начало этой войны в прошлом году. И сейчас у них ситуация тяжелая из-за нас, из-за военных, столько историй рассказывают. Считается, что мы, военные, тут богатые со своими зарплатами, потому и цены здесь подняли, а зарплаты у них низкие, пенсии всем сделали по 10 тысяч рублей, не важно, сколько лет работал.
Мы сами тут офигеваем от цен на все. Товары тут, конечно, в основном российские, но есть и контрабандные товары — из Азербайджана, Армении, Ирана. Еще тут некому регулировать ценники, нет антимонопольной службы. Вот на пачке сигарет написано: «158 рублей». Но нет, она будет стоить 198 рублей. Тут даже гуманитарку продают, гуманитарные сигареты, крупы и так далее, все здесь продается.
Моим родителям ничего этого не объяснить, их головы промыты российской пропагандой. Они считают, что здесь все хорошо, что мы воюем, что мы побеждаем, а потерь практически нет. Они меня не слышат. Не понимают, что здесь беда, печаль, насколько здесь все очень серьезно и страшно.
Я их в этом не виню, в России много кто всего этого не понимает. Только когда сюда приезжаешь, начинаешь понимать, в какую задницу попадаешь.
Суть в том, что даже помочь нам я не знаю кто может. Просто это нужно предать огласке, чтобы все узнали, что мы здесь существуем, что белгородские парни, 205 человек нас, мы живы еще здесь и мы существуем. И мы находимся в ДНР незаконно.
Нас отправляют на «передок», и мы не имеем ничего [из оружия]. У меня всего лишь один автомат и четыре магазина с патронами, всего 120 патронов — это ничего, абсолютно ничего. Проще застрелиться.
Может быть, кто-то услышит наш крик о помощи. Только что пацаны с передовой рассказали, что 5 февраля были в наступлении. И в такой же самой ситуации они оказались: старые автоматы Калашникова и по четыре магазина патронов. Говорят, уже два батальона легло там, а они чудом выжили. И они тоже записывают видео и просят помощи, чтобы на них обратили внимание. (7 февраля в телеграм-канале «Осторожно, новости» появилось видеообращение военных полка 1231, мобилизованных из Татарстана. Они утверждают, что командование на территории ДНР использует их «как расходный материал» и отправляет штурмовать украинскую армию без подготовки, медикаментов и с четырьмя магазинами патронов. «Их девиз — воюем до последнего солдата, а потом новых пришлют», — рассказывают мобилизованные. — Republic).
Никто не отказывается воевать, раз мы здесь. Но умирать так тупо я не согласен, и никто не согласен. Это глупо. Я не знаю, но эмоции зашкаливают.
Командования у нас по сути нет. Наш командир дивизиона пляшет под дудку местной армии ДНР. Но у него выбора нет, ему, скорей всего, сказали: либо тюрьма, либо мы тебя застрелим. Ставят заградотряды, и нам некуда даже дергаться. По нам будут бить, и нам некуда будет бежать, потому что за нами стоят заградотряды. Наши же пацаны нас просто застрелят.
А как ни шагу назад, если у нас, по сути, нет оружия? Автомат против артиллерии, минометов и тем более СРЗО — не конкурент абсолютно. Нас просто кинули, забросили, забыли нас.
Официально, конечно, нет никаких заградотрядов, но по факту нас предупредили: если кто пойдет в обратную сторону, застрелят свои заградотряды. Прямо вот так впрямую сказали. Ты же не знаешь, что там за люди сидят, какая у них задача, правильно? На них же не написано «карательные отряды». Не карательные, не отряды, но они не дают уйти с поля боя.
Я не знаю, что делать. Ляжешь на дно, спрячешься — расстрел. Там сидеть и принимать бой — нереально. Остается только закапываться поглубже, как можно дальше в землю, чтобы не достали. Потому что мы не вывозим такую битву, она не равная. Сбежать не получится, потому что свои расстреляют.
Не знаю, что делать. Я здесь нахожусь с начала этого года и уже дурачком стал. Страшно здесь, пипец, на каждом шагу. Пусть нас услышит мир, что здесь мы никому не нужны, здесь у нас нет прав, здесь мы никто и ничто. Мы люди третьего сорта. Может быть, мир увидит, что 205 белгородских парней пока еще живы, пока мы живы.
Фото: Madeleine Kelly / Keystone Press Agency / Global Look Press
Все может буквально с минуты на минуту измениться, здесь каждый день появляется новая информация, новые вводные. Я боюсь просыпаться с утра и понимать, что в любой момент что-то изменится. Пока мы держимся, потерь из наших пока нету. Но это укрепрайон, это котел, это Авдеевка. Куда зеленых, вообще зеленых, не обстрелянных пацанов отправляют? Мы вообще артиллеристы, и у нас нет вооружения, чтобы дать отпор. Люди, вы что делаете?
Я пока могу писать, потому что я в резервной группе. Но я не знаю, что будет завтра, послезавтра. Я три или четыре раза на передовую отправлялся, но каждый раз отменяли пока. Ё-моё, мы в такую задницу попали, передать не могу.
Если я отсюда вернусь, я уже явно нормальным человеком не буду, с такой психикой.
Товарищ сейчас связывался с передовой, с пацанами. Ситуация такая: по ним стреляют из всего чего можно. Пацаны пока держатся. Они говорят: «Мы даже ответить не можем, у нас только автоматы».
Сегодня-завтра и мы там окажемся. Пока я здесь, я могу хоть что-то сделать. Хоть как-то попытаться достучаться.
Я не боюсь воевать: надо — значит надо. Но умирать вот так глупо? Домой даже труп мой не пришлют, потому что мы здесь официально не находимся. Там где-нибудь в полях и останусь. Как и все 205 наших белгородцев, земляки, почти все хорошие парни. Им всем от 23 до 50. Не должно так быть.
Вы не представляете, как я ненавижу эту войну. Просто ненавижу. Я просыпаюсь за ночь раза четыре-пять. Как только что-то где-то взрывается, стреляет, начинаешь в дурачка превращаться.
Ну вот и все, и я на «передок» уезжаю. Объявили нам. Не знаю, вернусь, нет. Командиры нас вообще опустили ниже плинтуса, суки и мрази они, стоят, залили свои пьяные глаза, уроды.
Я могу не вернуться, без шуток: 21-го наступление. Не знаю, что буду делать, не хочу громко говорить, но это жопа. Я умоляю, выручайте, есть возможность — выручайте. Дальше я буду не на связи, телефон выключу, пользоваться им будет нельзя.
Уезжаем, на связь должен выйти в первых числах марта. Если не выйду — значит убит или пропал без вести.