Владимир Путин и Эммануэль Макрон. Фото: kremlin.ru
В течение суток российские граждане наблюдали в прямом эфире за попыткой государственного переворота, в которой особенно впечатляющим было беспрепятственное продвижение мятежных военных колонн по российским регионам на Москву. Те же самые кадры показывали все мировые информационные каналы, сопровождая их комментариями изумленных экспертов.
Но официальные заявления западных лидеров были исключительно скупы. Прежде всего, подчеркивалось, что события в России, какой бы оборот они ни приняли, никак не повлияют на помощь Украине. Иногда, как в случае президента Европейского Совета Шарля Мишеля, следовало дополнение, что речь идет о «внутренних проблемах России», в которые никто не собирается вмешиваться.
Не приходится удивляться подобной сдержанности. В заявлениях Евгения Пригожина, несмотря на все их лексическое богатство, не было даже намека на политическую программу, которая заставила бы задуматься европейские правительства о необходимости сформулировать сигналы поддержки президента Путина или, наоборот, мятежников. В самом деле, с точки зрения стран Запада острый конфликт между ЧВК «Вагнер» и министерством обороны России заслуживает внимательного наблюдения, но не декларации какой-то отдельной политической позиции. Если главный вопрос последних полутора лет состоит в выводе российских войск с оккупированных украинских территорий и прекращении военной агрессии, то локальные противоречия между различными силами внутри России — до тех пор, пока кто-то из них не заявит о желании остановить войну в соответствии с принципами международного права — представляют интерес лишь как факторы, способные изменить положение дел на фронте.
С другой стороны, Россия вновь сумела всех удивить. Несколько месяцев западные эксперты изучали самые разные сигналы из Москвы, пытаясь понять варианты развития событий. Некоторые отдельные сведения можно было интерпретировать как ослабление режима Путина. Однако полное отсутствие надежных данных о росте недовольства где бы то ни было — в столичных или региональных элитах, среди военных, в молчаливых слоях простых граждан — не позволяло предположить возможность открытого выступления против власти. Тем не менее, оно произошло, и в самой неожиданной форме. И эта новая ситуация потребовала осмысления.
