Во французском Нантерре идет судебное разбирательство, суть которого касается авторских прав на «Болеро» Мориса Равеля — одно из самых исполняемых в мире музыкальных произведений и самое популярное сочинение композитора. Суд начался 14 февраля, решение ожидается к 24 июня, и можно предположить, что претензии истцов не будут удовлетворены. Однако интерес к процессу подогревает не столько предмет иска, сколько обстоятельства и законы, сделавшие иск возможным. Вопрос «А что, так можно было?» вертится на языке, и приходится признать, что можно еще и не так.
Этот сюжет — идеальный кейс, демонстрирующий сомнительность законов, определяющих сегодня судьбы искусства. Проблема эта не ограничена вопросами, касающимися авторских прав, сроков их действия и системы наследования, кажущейся в этом конкретном случае вопиюще несправедливой. И касается она не только Франции — это общая боль.
Очевидно, что справедливость — не та категория, которой оперирует право, пусть и не уголовное. И все же, когда речь заходит об искусстве, давно ставшем де-факто общественным достоянием, о произведениях, доказывающих его ценность, воспринимать проблему прав на него только в юридической плоскости не кажется единственно верным решением. Вспомним, как 1998 Walt Disney Company пролоббировала в США продление срока действия авторских прав с 70 лет после смерти автора до 90. Микки Маус тогда как раз подходил к «критическому возрасту», компания не хотела терять миллиарды за использование изображения своего персонажа и перешла в наступление, завершившееся победой. Автор передовицы в «Нью-Йорк Таймс», выступавшей против, писал тогда: «Когда сенатор Хэтч жалуется, что Rapsody in Blue Джорджа Гершвина скоро окажется в общественном достоянии, он представляет общественное достояние темной бездной, в которую проваливаются мелодии, чтобы никогда больше не быть услышанными. На самом деле, переход произведения в общественное достояние означает, что общественность может свободно им пользоваться, заново ввести в употребление».
К этому аргументу вроде бы нечего добавить, но, с другой стороны, у авторов есть дети, внуки, у тех — право на наследство, с которым невозможно спорить. Или можно? К американским законам и практике мы еще вернемся, но начнем все же с актуального кейса, выглядящего циничным даже на фоне методов борьбы Walt Disney Company за свои миллиарды и права.
"Значит ли это, что надо ограничить действие авторских прав сроком жизни автора и отнять их у наследников?" — конечно, не вижу тут почвы для сомнений. Интеллектуальное произведение — это же не деньги, которые по сути своей обезличены и представляют собой некий универсальный ресурс (являясь не результатом труда, а лишь его мерилом). Непонятно, почему право на него должно переходить к людям, которые никакого отношения к созданию произведения не имеют. Это же бессмыслица. Если автор хочет помочь своим детям, он монетизирует результат своего труда и оставит им деньги...
Более справедливой, более логичной и более полезной для общества выглядит схема отчислений автору (в случае его смерти — иждивенцам, в случае их отсутствия — в профильные фонды) с доходов от использования произведения пропорционально степени использования, причем по открытому, а не эксклюзивному принципу (то есть произведение может использовать любая компания или человек, если у них есть легальный доступ к нему, т.е. оно так или иначе опубликовано). Соответственно, если произведение используется в безвозмездном порядке (не генерирует доход), тогда и отчислений никто никому никаких не платит. Ну и так далее.
Но вообще проблема на самом деле куда шире. Она в капиталистической модели как таковой. Суть этой модели сводится к извлечению выгоды из своего уникального положения (будь то первенство на рынке или превосходство изначального капитала), иными словами — злоупотреблении им ради собственного обогащения. Без решения этой проблемы идеально решить проблему авторского права не получится. С другой стороны, если предположить, что проблема социального неравенства уже решена и все люди получают некий базовый доход, позволяющий им безбедно существовать и самореализоваться в любой области, необходимость в самой концепции продажи прав на свое произведение отпадет сама собой.
Идем и читаем книгу "Продажа вина без бутылок" Джона Барлоу: библию антикопирастов.
Там всё уже давно сказано. Особенно понравился эпизод, когда музыкальный лейбл засудил начинающую группу за ремикс на одну из песен U2, а сами U2 об этом узнали совершенно случайно через год... Это к вопросу кому идут отчисления: авторам, или корпорациям.
Копирастия - зло. Наш флаг - Веселый Роджер.
Вы уходите из одной крайности в другую. На мой взгляд, пиратство еще хуже, чем существующие законы копирайта, потому что оно позволяет наживаться (паразитировать) на результатах чужого труда вообще без каких-либо ограничений. Масштабно этого не происходит лишь потому, что пиратство криминализировано само по себе, так что оно является уделом маргиналов (в отличие от законов капиталистической экономики и копирайта, являющихся сейчас мейнстримом). Про более приемлемые варианты — см. мой комментарий выше.
Во автор дает! Это что за братец Мориц у Осипа Эмильевича? Что это за арест на Старосадском? Сколько же каши в голове надо иметь: никто не тянет автора за язык, так промолчи хотя бы. И невольно закрадывается мысль: а вдруг и все остальное в статье - такой же мориц, а не болеро. Павел Нерлер.
Действительно, брата Мандельштама звали Александр, и арестовали Осипа не в его коммуналке, спасибо за бдительность. Но - не за тон этого комментария в целом и попытку обесценить всю работу Ирины Мак на совсем другую тему. Никто не застрахован от ошибок и неточностей. И никто не заслуживает такого пренебрежительного отношения, когда допустил неточность. Мне было удивительно это прочитать, тем более от такого уважаемого автора, как Павел.
Дык напишите свою версию того, как права на "Болеро" попали в руки тем, к кому попали.
Кроме фразы "каша в голове", в вашем комменте никакой полезной информации нет.
Вся проблема здесь исключительно в завышенности сроков и их неопределённости (в силу привязки к продолжительности жизни автора). Если установить какую-нибудь разумную и ясную дату - скажем, пятьдесят лет от момента публикации произведения или до смерти автора (что дольше), - и не будет этих склок и недоразумений.
Мой друг, музыкант, написал однажды музыку на стихотворение Маршака и хотел выпустить на своем альбоме. Сумму, которую заломили наследники Маршака, я не помню, но она делала всю эту затею нерентабельной для любого, чей доход от продажи записей меньше, чем у условного Киркорова.
Ну музыку-то он млн выпустить, верно?
Логика в исключительных правах есть, и она позволяет создателям не помирать под забором и оставлять что-то детям.
Мелкие эксцессы - это уж реально мелочи на фоне тех проблем, которые авторское право решает.
Осталось подождать каких-то 10 лет, и Маршак станет общедоступным! (Но если серьезно, выглядит это все как капиталистическое зло)
Все это выглядит еще более абсурдным, если добавить, что речь идет о стихотворении В ПЕРЕВОДЕ Маршака
пц