Телеграм-канал Владимира Зеленского
Сегодня ровно два года со дня полномасштабного вторжения России в Украину. 24 февраля 2022 российская армия в нарушение международных норм начала боевые действия на территории независимого государства. За это время в Украине от обстрелов погибли сотни тысяч человек, многие потеряли близких или стали беженцами. Фарида Курбангалеева собрала истории четырех людей из обеих стран — они рассказали, каким образом война сказалась на их судьбах и каким они видят свое будущее.
Виктория Шишкина, украинская беженка, Мариуполь — Ульм
Большая война отняла у меня ребенка и сделала инвалидом мужа. В марте 2022 года я лежала на сохранении в центральном роддоме Мариуполя, когда случился тот самый авианалет. Помню, как на меня посыпалась штукатурка, песок, осколки стекла. Я потеряла сознание, а когда очнулась, сообразила, что лежу под завалами, мне придавило ногу, а сверху еще упали кровать и тумбочка. В ушах все звенело. Позади меня лежала девочка, которая кричала, что больше не хочет жить. О ней потом писал весь мир — она не выжила, и ребенок ее не выжил.
Меня достали из-под обломков и отвезли в единственный работающий роддом, ближе к «Азовстали». Там и роженицы, и врачи, и младенцы находились в подвале. У меня по всему телу были осколочные ранения, но самым ужасным было ранение в живот. Ребенок принял все на себя, но я тогда этого не понимала. Меня погрузили в наркоз и сделали кесарево сечение, и только на следующее утро сообщили, что со мной произошло: «Мы пытались его спасти, но он уже был мертвым, когда мы его достали».
Я не знаю, как описать свои чувства. Было очень много злости на Россию, которая начала войну, и на наши местные власти, которые нас бросили. Все знали, что на момент вторжения никого их них в городе уже не было.
Естественно, был вопрос: почему опять мой ребенок? В 2019 году у меня был выкидыш, после которого я долго восстанавливалась. Мы с мужем верующие, и молились, чтобы Бог дал нам еще одного. Когда я наконец забеременела, была огромная радость. А потом наступил кромешный мрак, казалось, что жизнь закончилась.
Следующие полтора месяца я провела в подвале этого роддома, ничего не зная о своем муже, потому что с начала марта в Мариуполе не было связи. Уже позже я узнала, что он потерял ногу, когда шел ко мне в роддом с фруктами. Рядом с ним разорвался снаряд.
Друга, который шел рядом, убило на месте, а мужа ранило осколками. В мариупольской больнице спасти ногу не смогли и отвезли мужа в Донецк. Там ему сделали ампутацию. Сначала отрезали ногу чуть выше колена, но так как гангрена не прекращалась, пришлось резать еще раз.
Когда я узнала от знакомых, где он и что с ним, я села в автобус и тоже поехала в Донецк. Конечно, был большой шок. Я очень плакала, потому что понимала, что он остался калекой. Но в то же время осознавала, что ему нужна была моя поддержка, а мне — его. Помню, как зашла к нему в палату и увидела, какой он худой, хотя он всегда был спортивным парнем. Он плачет, я плачу. Он очень переживал, что больше не нужен мне. А я говорила: «Главное, ты жив, а со всем остальным мы с тобой как-то справимся».
Предоставлено Викторией Шишкиной
Наши родные к тому времени уже смогли уехать в Россию, и мы тоже стали думать, как нам туда выбраться. Мы прекрасно понимали, что Россия — наш враг из-за того, что она с нами сделала. Поэтому мы рассматривали ее только как транзитный этап для выезда в Европу. Мы поехали в Питер, чтобы оттуда выбраться в Евросоюз через Таганрог, Ростов и Москву. Нам очень помогали волонтеры — кормили, поили, одевали. У мужа в дороге поднялась высокая температура, и его положили на лечение в больницу, где все за нас оплачивали. Когда он поправился, мы поняли, что нужно ехать дальше — туда, где хорошая медицина и где ему смогут сделать качественный протез.
В качестве вариантов рассматривали Германию или Швейцарию, но в итоге выбрали немецкий город Ульм, так как тут хороший военный госпиталь, который делает акцент на протезировании. Мы живем здесь с лета 2022 года. Власти выделили нам квартиру на первом этаже дома, чтобы мужу было удобно выезжать на коляске. За жилье мы почти ничего не платим. Все наше лечение тоже оплачивает Германия. Живем на пособия, каждый день посещаем курсы немецкого. Очень сложный язык, пока он нам плохо поддается.
К сожалению, подобрать мужу хороший протез врачи пока не могут. Он должен быть большим, так как ногу отрезали очень высоко. Чтобы протез было куда цеплять, нужно накачивать мышцы культи. Это очень долго и сложно, большая работа с телом. Когда он много ходит днем, резина протеза начинает сползать. В итоге между ним и ногой проникает воздух, и носить его становится невозможно. Мы даже не знаем, смогут ли ему установить качественный протез в принципе. Сейчас ждем новый, и он должен учиться на нем заново ходить.
Из-за того, что погода в Ульме часто сырая и ветреная, нога постоянно «стреляет». Так что муж живет на таблетках. Да и вообще, у нас теперь вся жизнь на таблетках с этими постоянными болями. То, что с нами произошло, очень серьезно пошатнуло наше здоровье. Поэтому строить какие-то конкретные планы мы сейчас не можем. Мы живем только настоящим временем. Наша главная задача — чтобы протез прижился и муж смог пройти реабилитацию. Чтобы быстрее психологически восстановиться, муж начал снимать мотивирующие видео о том, что нужно жить дальше, что еще не все потеряно. То есть начал заниматься блогерством.
При упоминании России у нас внутри образуется какая-то пустота. Нет к ней ни уважения, ни любви, ни сочувствия. Пожалуй, есть только ненависть. То, что она делает, невозможно оправдать. Как можно убивать детей, беременных женщин и вообще обычных гражданских? Такое ощущение, что война будет бесконечной. Поэтому и планов возвращения в Украину у нас нет. Во всяком случае, в ближайшие годы.