Ален Делон ушел в воскресенье, в день Сеньора, как и полагается человеку, почти целый век игравшему и в кино и за кадром главную роль — хозяина судьбы, готового без тени сомнения распорядиться жизнями других, но и к собственной неминуемой смерти относившегося хладнокровно. Делон давно решил, что мертвые продолжают жить среди нас, особенно кинозвезды, что любые раскопки ведут на кладбище, а значит умирать совсем нестрашно, умирать — это часть необходимой рутины.
Каждый некролог Делона сегодня будет начинаться с рассуждений о том, как часто он умирал на экране, какого он достиг в этом нелегком деле совершенства, заслуженно и с гордостью нося прозвище «профессионала смерти», если коротко «Самурая». Но то пустые слова, в реальности он умирал долго и унизительно, успев стать свидетелем совершенно невыносимых раздоров между детьми, взявшимися делить наследство с превысившей полномочия сиделкой. Его поместье в Души, где, наверное, он и будет погребен рядом со своими любимыми псами, превратилось в импровизированный склеп еще двадцать лет назад. Paris Match публиковал фотографии сумрачных интерьеров, в которых все стены от пола до потолка были увешаны портретами усопших, чьи похороны, например, Роми Шнайдер, или Мирей Дарк, или единственной законной супруги Натали, он организовал лично, не позволив вмешаться никому из их близких. Да, на удивление Делон часто вел себя так, словно уж он-то точно будет жить вечно, а когда ему окончательно надоест исполнять обязанности могильщика, совершит эвтаназию. Господь ему не указ — тем более, что и он по одной из версий тоже умер, зайдя в вечность вперед Самурая. Покровительственную манеру Делона распространяться о современности как о затянувшемся фарсе во Франции не высмеял разве что совсем ленивый журналист, на родине Делона никогда не привечали, выбрав Бельмондо в национальные кумиры. Их дуэт в «Борсалино» — яркий пример превосходства «Профессионала» над «Самураем», вроде бы амплуа клоуна у Бебеля, а смешно выглядит Делон, безуспешно хмуря брови и загадочно, а на самом деле беспомощно улыбаясь.
Впрочем, Делон никогда не пересматривал свои фильмы, ибо не мог смириться с тем, что показанного в них мира больше не существует. Что нет того Неаполя, по рыбному рынку которого он гулял, замышляя убийство Дикки в 1960. Что первого из своих «мэтров» Рене Клемана больше никогда не окликнет с кухни жена, посчитавшая, что именно этот, никому неизвестный выскочка, а не Жак Шарье должен сыграть Рипли. Что Анни Жирардо, дрожа от холода на крыше Миланского Дуомо, уже не пожалуется Рокко на истерики его старшего брата, а Роми, сопровождавшая жениха к Антониони на площадку «Затмения», не будет ревновать возлюбленного к ярким ролям и блеклым старлеткам.
Не только целый мир канул в небытие, ведь выросло несколько поколений, что морщат лоб, когда слышат его имя, вспоминая о ком речь лишь благодаря хиту Далиды, но и прошлое, увы, даже Делону было не под силу изменить, отретушировать, отредактировать, пересобрать, будто черновой монтаж. Потому-то все его интервью последних десятилетий звучали как горький стон, как список обид, а иногда даже как глупый каприз утратившего рассудок старика.
Хотя ни о чем другом, кроме чувства вины, Делон не говорил. Сетовал, что был слишком груб с Дзурлини, доведя того практически до самоубийства во время работы над «Профессором». Что презирал молодых турок из «Кайе дю Синема» и упустил шанс воплотить дух нового времени, прогуливаясь вместе с Джин Сиберг по Елисейским полям. Что надменно отнесся к творческим исканиям Алена Кавалье, подарившего ему в «Непокоренном» возможность передать привет кумиру детства Джону Хьюстону. Что когда-то не ответил Висконти, который больше не вернется к нему с предложением экранизировать «Постороннего», так и остановит свой выбор на Мастроянни. А Жан-Пьер Мельвиль не дождется его на рю Дженнер, где они столько раз кричали друг на друга, споря о том, как именно Джефф Костелло должен отойти в мир иной — с детской улыбкой на устах или трагически изогнувшись под прицелом. К слову о спорах — Делон ни себе, никому ничего не прощал, по этой причине и могилу Мельвиля, с которым у него была действительно особая связь — что не определить банальными человеческими терминами вроде дружбы или соавторства — теперь не найти на кладбище Пантан. Ничто не позабыто Делоном, но не имеет ни малейшего значения для неблагодарных потомков.
Прощаться Делон начал еще в семидесятые, «Месье Кляйн» Лоузи стал своеобразным постскриптумом к стремительной карьере, к веренице персонажей, про каждого из которых до конца непонятно, кто перед нами — проходимец или святой, бандит или рыцарь, любовник или жиголо, солдат удачи или настоящий герой, мученик или случайная жертва. История Кляйна, совершенного Никто, явившегося из ниоткуда, жадно всматривающегося в отражение в зеркале, показалась Делону, потерявшему после дела Марковича репутацию, а с уходом Мельвиля путеводную звезду, вкус к жизни и страсть к кино, той самой нитью Ариадны, уцепившись за нее, он попробует обнулить время, выбраться из лабиринта судьбы, в том числе и экранной.
Атмосфера «Месье Кляйна» напоминает морок дурного сна, единственную, хоть и довольно призрачную, возможность для человека увидеть себя со стороны, как лицо в толпе, как идеального незнакомца, как враждебного другого, как истинное я. Делон, именно в этот период утомленный своими демонами, своим мифом, сконструированным, безусловно, медиа, но и личной волей, все чаще начинает разговор о себе в интервью в третьем лице. Будто пытаясь установить дистанцию — между реальностью и вымыслом, жизнью и игрой. Роль Робера Кляйна — уникальный шанс для двоих — актера и человека. Довести этот разрыв, эту дихотомию до абсурда, а затем с ней покончить. Необьяснимая одержимость Робера своим двойником из Сопротивления, приведшая его в вагон поезда, что следует на край ночи, в концентрационные лагеря, хотя вот же, верный адвокат Пьер, размахивающий метриками бабушки, подтверждающими расовую благонадежность, — это даже не суицид, а финальный акт пьесы под названием «Воля к истине». А истина в смерти. Окончательно разобраться с собой, можно только себя уничтожив. Себя прежнего или себя вообще.
«Месье Кляйна» в гонке за главной наградой в Каннах обыграет «Таксист» Скорсезе, а в прокате картина провалится, ибо Франция еще не была готова услышать правду и получить ноль за поведение. С юности придерживавшийся правых взглядов и боготворивший Де Голля, Делон воспримет неудачу с «Месье Кляйном», фильмом, написанным и снятым его заклятыми идеологическими противниками, как личное оскорбление. Актер никогда не боялся поддерживать проекты, часто противоречащие по духу его политическим убеждениям, как например «Двое в городе» Хосе Джованни, манифест против смертной казни. Однако, либеральные элиты по-прежнему будут считать его фашиствующим буржуа и игнорировать даже абсолютные шедевры с участием актера. Жертва Делона, акт мученичества — в кадре и за его пределами — окажется напрасной. «Месье Кляйн», ставший его личной Голгофой, расценят, как искупление грехов — фактических и мифических — лишь десятилетие спустя, но будет уже слишком поздно. Делон распял Делона зазря, из мученика он превратится в отшельника.Все эти детективы с однотипными названиями, столь популярные в СССР — «Слово полицейского», «За шкуру полицейского», «Не будите спящего полицейского» — были уже эпитафией к единственному и неповторимому «Полицейскому» Мельвиля и мало занимали даже их звезду, раздражавшуюся беспрестанно на плодовитых не по таланту Жоржа Лотнера и Жака Дерэ. Финальным приветом истории кино стала запоздалая встреча с Годаром на саморазоблачающей «Новой волне», а также у Блие в «Нашей истории» и, наверное, у Шлендорфа в «Последней любови Свана».
Делон не верил в жизнь после смерти и совершал вылазки в зачем-то продолжавший крутиться мир лишь ради того, чтобы поддержать свою подругу Брижит Бардо в ее шовинистических выпадах на телевидении или, наоборот, чтобы проявить гуманизм, интервьюируя Владимира Зеленского, которому обещал приехать в Киев. Увы, в 2024 имя Делона возникало в новостях в связи с неуемной жадностью и вопиющей глупостью его отпрысков, унаследовавших от отца претензии, типичные для «Расы господ», но неспособных подкрепить свой нелепый апломб хоть какими-то личными достижениями.Несколько месяцев назад Делон последний раз явил себя миру — в видео, снятом его старшим сыном Энтони. Опираясь на костыли он медленно шел вдоль пруда, что располагается в его владениях и, несмотря на очевидную немощность, тихим, но по-прежнему властным голосом рифмовал на камеру любовь со смертью. Столько лет Делон боролся со временем, медленно склонял себя перед ним — futur становилось present, затем превращалось в passe immediat и сразу в imparfait. Но пришел черед неизбежного — passe compose. Время, на самом деле, перестало быть его главным противником, превратилось в единственный компромисс. Теперь он свободен, и даже стрелки часов не посмеют крутиться его воле вопреки.