
В 2023 году Всемирная организация здравоохранения предупредила: одиночество стало серьезной угрозой для здоровья людей на всей планете. Спасибо, ВОЗ, мы догадывались.
В 2025 году 68% россиян одиночества не боятся, радостно заявляет ВЦИОМ по итогам своего мартовского опроса. Про ВЦИОМ, если что, мы все понимаем, но тут, во-первых, тема исследования не политическая, а во-вторых, показательно, что и респонденты, и те, кто их опрашивал, понимают «одиночество» исключительно как жизнь без партнера.
Странноватый подход. Если бы все было так просто. Тот же ВЦИОМ дальше пишет о 40% респондентов, которые считают, что одиноких людей вокруг стало больше. Я — среди этих 40%. Я знаю одиноких жен и одиноких мужей, одиноких отцов, матерей, бабушек, дедушек и детей, конечно. Знаю одиноких любовников, одиноких полиаморов и одиноких синглов, которым грустно и страшно, но не потому, что у них нет второй, my ass, половинки.
Предполагаемая панацея от этого одиночества — идентичность.
«Идентичность» — одно из самых модных слов последних лет. Люди по всему миру определяют себя через группы — национальные, политические, гендерные, сексуальные. Вход в любую группу — как дверь, которая ведет из комнаты одиночества в комнату социализации. Определение себя через общество определяет и взгляды человека, и его слова, и его действия. Главное — определиться, с кем я, а потом уже я подумаю о том, кто я такой.
Новый выпуск Republic-Weekly — именно про идентичность, но мы пока не очень понимаем, про какую. Про идентичность как побег от одиночества? Или осознанный выбор? Про идентичность как самоопределение? Или как поиск защиты? Идентичность — как «мы»? Или как «я»?
Разбираться начнем, конечно же, с провокации. Текст, который открывает выпуск про идентичность, — это текст против идентичности. Социолог Даниил Жайворонок заявляет: «В политике идентичности нет мечты, нет утопического горизонта, нет потенциала солидарности». Он приводит в пример украинку, которая за Путина, женщину, которая против феминизма, гея, который не поддерживает ценности ЛГБТК+. Что с ними делать? Они что, нарушают законы нового мира? И если да, правильные ли у этого мира законы? Почитайте. Колонка Жайворонка может показаться провокацией или приглашением к дискуссии — отчасти она именно ими и является, но она точно не является вбросом. Идеи автора последовательны, в них есть логика. Можно ли с ними поспорить? Да, конечно. Ну так давайте поспорим.
Собственно, уже в следующем тексте этот спор и происходит. Создательница проекта She is an expert, экспертка в вопросах разнообразия и равенства Нурия Фатыхова считает, что идентичности не любят только диктаторы, и если вы тоже против, это повод задуматься. Прочитайте оба эссе. И Жайворонка и Фатыховой. Чья позиция вам ближе?
Дальше мы пускаемся в путешествие по разным идентичностям.
Вот, например, идентичность политическая. Вы точно слышали такое: правый Трамп пришел к власти, потому что левые всем надоели своей повесткой. Или: настоящие левые и против Трампа, и против демократов. А еще: ультралевые — за ХАМАС, ультраправые — за Путина. Так-с, давайте разберемся, а кто вообще такие левые и правые в 2025 году. А остались ли они вообще, или сегодня быть правым — значит быть ультраправым, а левым — ультралевым соответственно, все остальное — центризм? Я позвал в номер политолога, который согласился это все объяснить, но из-за включения Republic в реестр «иноагентов» попросил опубликовать текст под псевдонимом. В этой связи важный дисклеймер: да, мы не называем эксперта по имени, но да, мы ручаемся за его экспертность. Эксперт не гуглится, читать ли его — это вопрос вашего доверия к нам.
Следующая идентичность, по которой мы прошлись в выпуске, — это идентичность национальная, а точнее, даже языковая. Профессор филологии Гасан Гусейнов пишет о том, что значит говорить на русском языке в 2025 году. Для многих это уже не естественное действие, а выбор, самоопределение, иногда — выражение позиции: русских не любят — так вот вам, пожалуйста, буду говорить только по-русски! Взгляд Гусейнова на наш язык довольно критичен, где-то и радикален. Согласен ли я как редактор со всем, что он пишет? Нет, не согласен. Но тем интереснее это читать.
Филолог Гасан Гусейнов
Поговорим о сексе. Недавно в издательстве Individuum вышла книга историка Рустама Александера «Секс был. Интимная жизнь Советского Cоюза». Это, так сказать, подробное исследование нашей сексуальной идентичности через наше сложное советское сексуальное прошлое. Republic-Weekly напечатал в этом номере две коротенькие главки: «Любить только родину» и «Мужчины — солдаты, женщины — домохозяйки». В общем-то, названия исчерпывающе объясняют содержание этих главок, но интересны, как всегда в таких случаях, аргументы и примеры. Я при этом прочитал книжку целиком и задумался о том, что сексуальность, похоже, штука прочнее государственности. Советский Союз распался в 1991-м, а советское отношение к сексу и в 2025-м сохраняется.
Текст, который объединяет и секс, и политику, и россиян, — это колонка Зинаиды Пронченко про реакцию на подкаст Насти Красильниковой «Творческий метод», в котором три девушки обвинили рэпера Оксимирона в груминге и изнасиловании. Пронченко начиталась фейсбука, увидела, как глыбы российской либеральной мысли упражняются в виктимблейминге, и вот на страницах Republic-Weekly заявляет, что эти люди — те самые «заслуженные либералы», — похоже, окончательно организовались в новую партию — партию бесчувствия. Членство в партии дается, понятное дело, через идентификацию: с кем вы, мастера культуры — со взрослым мужчиной, совращающим подростка, или с самим подростком. На самом деле поразительно, насколько непростым для опытных гуманистов оказывается этот выбор.
Главный вопрос выпуска — что нас ждет дальше? Какой может быть российская идентичность будущего? Идентичность послевоенная и постпутинская. Текст с теми самыми «мечтой, утопическим горизонтом и потенциалом солидарности», которых так не хватало социологу Жайворонку, написал другой социолог, Олег Журавлев, вместе со своим товарищем — поэтом и активистом Кириллом Медведевым*.
Оказывается, в 2025 году можно всерьез, без закатывания глаз и ухмылок, говорить о российском патриотизме — о том, какие для него могут быть поводы и какие формы он может принимать. Манифест Журавлева — Медведева — это длинный текст, текст, может быть, не очень простой, но, как мне кажется, очень важный.
Потому что для меня лично самая продуктивная идентичность — это не та, с помощью которой я отвечаю на вопрос, кто я такой сейчас или, тем более, кем я был, а та, которая поможет мне определиться с тем, кем я буду завтра.
Приятного чтения, мы вернемся через неделю.
* Минюст считает «иноагентами»