Анна Гаврилова/ midjorney

Новый участник футурологического проекта «Планета 3650» — философ Игорь Губенко — размышляет о политическом ландшафте, в котором многие считают мрачное будущее уже предопределенным. Возможно ли развернуть мир в сторону от катастрофы? По мнению философа, шансы есть. Причем многое зависит не только от решений политических элит, но и от выбора каждого человека.

Война России против Украины продолжается четвертый год с не меньшей жестокостью, и силы по-прежнему неравны. Дональд Трамп как минимум риторически поддерживает Владимира Путина и, похоже, сам пытается, если не разрушить, то хотя бы расшатать демократическую систему в США. В Сербии проходят массовые антиправительственные протесты, которые уже пытались разгонять с помощью звукового оружия. Прямо сейчас мы наблюдаем за попытками Эрдогана установить диктатуру в Турции, и он явно не собирается уходить от власти, продолжая укреплять свои позиции в преддверии выборов 2028 года. В Венгрии под предлогом борьбы с «ЛГБТ-пропагандой» ограничивают свободу собраний.

Все эти события вызывают тревогу. Страшно видеть происходящее и строить догадки о будущем. Ведь на самом деле это не просто отдельные вспышки насилия или ограничения свобод — это признаки глобального кризиса, который угрожает нашему будущему. Считать, что мы никак не можем повлиять на происходящее, — опасная установка. Это безразличие и молчаливое согласие, которые только помогают авторитарным режимам укрепляться. Притворяться, что мы бессильны, — значит лишь ускорить наступление мрачного будущего.

По моим ощущениям, именно в США сейчас мы наблюдаем один из самых масштабных эпизодов авторитарного поворота.

Меня очень беспокоит, что в стране, которую все еще хочется считать свободной, хотя к этому уже есть вопросы, не происходит массовых протестов против действий новой администрации.

Администрация последовательно ограничивает либеральные и демократические институты — медиа, образование, культуру. Но в Нью-Йорке люди продолжают жить привычной жизнью: ходят в кафе и на выставки, будто никакой угрозы не нависает.

Я не верю, что население планеты массово соскучилось по острым ощущениям. Мы уже как минимум пять лет живем в состоянии глобальной турбулентности — начиная с пандемии, которая перевернула весь мир. И с тех пор он так и не вернулся к нормальности.

Игорь Губенко

Гиртс Рагелис

Сегодня многие амбициозные политики в демократических странах почувствовали, что настал тот момент, когда можно ухватиться за власть как можно крепче. Возможно, пандемия и стала для них показательным опытом — когда миллиарды людей подчинились строгим ограничениям, воспринимая их как неизбежность. Этот момент был подхвачен, и теперь автократы пытаются максимально использовать покорность обществ.

Интересно, что многие авторитарные лидеры критиковали ограничения и вакцинацию, демонстрируя скептицизм или открытое неприятие. Но при этом именно пандемия показала, насколько легко исполнительная власть может навязать строгие меры и эксплуатировать парламентские процедуры. Это опасно для демократии, потому что законодательная власть превращается в инструмент, обслуживающий исполнительную.

Если опираться на концепцию Карла Шмитта, то именно чрезвычайное положение всегда демонстрирует, кто на самом деле является сувереном. Сувереном, согласно его теории, является тот, кто принимает решение о введении чрезвычайного положения и может приостанавливать действие закона. Это дает властям практически неограниченные возможности для трансформации политической системы.

Показательно, что именно Трамп во время своего первого президентского срока продемонстрировал, что быть волевым лидером, пренебрегающим демократическими процедурами и институтами — это не только нормально, но даже «круто».

Его дружелюбные высказывания о Путине, Си Цзиньпине и Ким Чен Ыне, равно как и правопопулистская риторика, разрушали прежние рамки допустимого. Он превратил трансгрессию этих рамок в собственное политическое преимущество.

Эту тенденцию усугубили и пандемия с ее жесткими ограничениями, и вторжение России в Украину в 2022 году. Последнее особенно показательно: методы, которые считались недопустимыми в современном мире, вновь оказались применимыми. И если в итоге мирные соглашения будут достигнуты на условиях, приближенных к требованиям России, это станет опасным сигналом. Это значительно обесценит авторитет международного права и подтвердит, что военная агрессия — допустимый способ реализации внешнеполитических интересов.

Сейчас мы наблюдаем постоянное расширение рамок допустимого и одновременно — стигматизацию нормального. Например, в США под ударом оказываются программы по равенству и инклюзивности (D.E.I.), которые целенаправленно отменяются новой администрацией. Любые попытки защищать принципы равенства и инклюзивности тут же объявляются экстремистскими или радикальными. В то же время представители администрации высказывают до сих пор немыслимые претензии на территории суверенных государств, ссылаясь на соображения национальной безопасности США.

Анна Гаврилова/ midjorney

Мы находимся в ситуации, исход которой остается неизвестным. Но по сути, этот новый ревизионизм, о котором в США говорят в контексте философии «темного просвещения», направлен против фундаментальных достижений демократической политики. Речь идет не только о последних десятилетиях XX и XXI веков, а обо всей многовековой традиции демократии.

И опять же: наиболее пугающий факт заключается в том, что активным центром этого процесса становится именно так называемая цитадель демократии — США. Очень немногие готовы открыто возражать нынешнему президенту и проводимой им политике. Политические элиты Европы из-за своей зависимости от США в плане безопасности тоже высказываются крайне осторожно. Поэтому ключевую роль в формулировании объективной оценки происходящего должны играть как раз медиа. Это их долг — не молчать и предоставлять площадку тем, кто готов критически высказываться.

Медиа обязаны показывать реальную картину, иначе мы рискуем потерять объективность.

Я вижу несколько сценариев развития событий. И в связи с этим хочу сослаться на Славоя Жижека и его книгу Too Late to Awaken. Жижек описывает наш мир как поликризис — сочетание множества кризисов, таких как экологический, военный, экономический, кризис здравоохранения и другие, которые только усиливают друг друга. Это ситуация, где мы не можем сосредоточиться на решении одного кризиса, потому что сразу сталкиваемся с несколькими.

Если рассматривать будущее как логическое продолжение настоящего, то катастрофический сценарий действительно выглядит наиболее вероятным. Жижек утверждает, что единственный способ противостоять этому — мысленно представить себя в будущем, где катастрофа уже произошла, и ретроспективно искать те варианты действий, которые могли бы ее предотвратить.

Он также использует концепцию из французского языка, где есть два термина, обозначающих будущее: futur — это продолжение текущих тенденций, их эволюция; и avenir — неожиданное будущее, которое разрывает привычный ход событий. Раньше катастрофы воспринимались как что-то внезапное и шокирующее. Сегодня мы видим, что катастрофа может быть закономерным результатом наших нынешних действий.

Понимание этой разницы может помочь нам выработать стратегию, направленную на предотвращение худших сценариев. Мы должны серьезно задуматься над тем, как действовать сейчас, чтобы не допустить катастрофы, которую можно предвидеть и предотвратить.

Каждый новый день в этом ускоренном историческом времени приносит события, которые переписывают или модифицируют наши прогнозы и представления о будущем. Хочется верить, что мы еще не дошли до точки, когда только чудо может предотвратить катастрофу. Однако, глядя на реакцию европейских стран на новую дружбу и сотрудничество Трампа с Путиным, пока не видно решительных действий, которые могли бы реально противостоять этому массивному авторитарному тренду.

Анна Гаврилова/ midjorney

Но что может сделать отдельный, маленький человек в этой несправедливой глобальной ситуации, где силы его и государства несопоставимы? Например, в России, в Москве, миллион человек, вышедших на улицы, могли бы смутить репрессивный аппарат. Но в обозримом будущем даже сто тысяч уже не выйдут. И это понятно.

Поэтому с точки зрения отдельного человека, возможно, самое важное — сохранять внутренний компас и моральную четкость. Не принимать несправедливые правила игры, сохранять способность к объективной оценке происходящего и не позволять себе смиряться с тем, что требует жесткого осуждения. Это тяжелый труд, особенно когда вокруг — люди с противоположными взглядами, а открытое выражение мнения может иметь суровые последствия.

В этом контексте особенно разрушителен подход Трампа, который, пытаясь навязать Украине мир на условиях агрессора, размывает границу между добром и злом.

Его риторика и политика фактически создают новую моральную норму, где жертва должна подстраиваться под требования насильника. И учитывая влияние Трампа, он непроизвольно навязывает эту перспективу всему миру.

Важнейшая задача сейчас — не поддаваться этому размыванию понятий, не позволять ему стать новой нормой. Если нет возможности открыто выражать свою позицию, то необходимо хотя бы внутри себя сохранять четкость оценок. Это критически важно, особенно когда даже международное право, некогда казавшееся незыблемым, теряет свою значимость.

Проблема в том, что Трамп, оставаясь президентом демократической страны, ведет политику, которая идет вразрез с демократическими ценностями. Его поведение вдохновляет и других авторитарных лидеров, создавая опасный глобальный тренд. Демократическим силам необходимо провести работу над ошибками и научиться защищать свои принципы.

Во-первых, европейские лидеры должны наконец осознать необходимость укрепления собственной безопасности и возможности защиты без опоры на США. Это реальность, с которой теперь нужно считаться.

Во-вторых, важно противостоять популярности правопопулистских сил, которые часто симпатизируют авторитарным лидерам. Без активной работы над сохранением демократических ценностей их будущее может оказаться под угрозой.

Очень важно, чтобы демократическая политика представляла интересы максимально широких групп и слоев общества. Несмотря на то, что я полностью поддерживаю инклюзивность, разнообразие и защиту прав меньшинств, мне кажется, что на последних выборах президента США демократы сделали слишком большую ставку именно на эти аспекты и несколько упустили из виду значительную часть электората, относящегося к большинству.

Защищать права меньшинств необходимо, но также важно помнить о том, что, оставляя большинство без внимания, можно стимулировать его поддержку популистских и антиэлитных движений. Чтобы не допускать этого, нужно уделять больше внимания интересам рабочего класса и людей со средним и низким достатком.

Возможно, именно левые идеи в их более классических формах способны предложить эффективные ответы на вызовы популизма и помочь сохранить демократические ценности.

Несмотря на тревожные тенденции, не все потеряно. Демократические силы еще могут мобилизоваться, осмыслить свои ошибки и направить текущие процессы в более эффективное русло. Впереди выборы в Конгресс США, и борьба продолжается. Пока еще ситуация не так плачевна и необратима, как в России, где остается только ждать физического конца правления Владимира Путина. В США и Европе шансы на изменения есть. Америка остается страной с долгой демократической традицией, в отличие от России, где демократия была лишь коротким исключением из правила, за которым последовал мощный авторитарный откат.

Я надеюсь, что демократии не окажутся в абсолютном меньшинстве в мире. Но важно, чтобы каждый, в меру своих сил и возможностей, вставал на защиту демократических ценностей.