Во сне он горько плакал: война и мир Ивана Урганта

За последние месяцы имя Ивана Урганта стало, к сожалению, слишком часто звучать в новостях. То появляется информация о его административных демаршах за границей, то жалобы в Минюст от инициативных депутатов, мечтающих, чтобы Урганта признали иноагентом. Зинаида Пронченко ко дню рождения всенародно любимого телеведущего и заодно памятной дате — 16 апреля исполнилось бы 13 лет его шоу «Вечерний Ургант» — взялась порассуждать о главной звезде довоенной России — и с нежностью, и с горечью.

Важнейшее клише об артистах комического жанра испокон веку гласит, что на душе у клоуна противно скребут кошки, а любой паяц под разноцветным жилетом прячет вдребезги разбитое сердце. Природа этого тропа совершенно очевидна: если жизнь есть смертельная болезнь, то профессионально потешаться над ее симптомами способны лишь глубоко отчаявшиеся люди. Все шуты и юродивые мировой художественной культуры вынуждены блистать в аду, смеяться рады, но веселиться им, как правило, неизмеримо тошно. Впрочем, именно Ивана Урганта аттестовать шутом вроде бы некорректно. Он не комик, не стендапер, не юморист из одноименного фильма, а ведущий острослов, точнее и ведущий, и острослов — был до 24.02 и кончился, вместе с родной страной, прежде внимавшей ему каждый вечер на протяжении целой декады. Подозревать у главной звезды голубого экрана довоенного времени набор загадочных драм и травм вряд ли приходило в голову даже самым мнительным поклонникам. Красив, богат, прекрасный муж и отец, а также сын и внук — с такой-то родословной, несомненно, талантлив, что важно — полон благословенной самоиронии. Первый на Первом, но не боится озвучивать блистательные эпиграммы в адрес коллективного начальства. Если непременно требуется подыскать параллель — альтер эго Сергея Довлатова после рехаба и релукинга, главный редактор журнала «Новый Россиянин», мешающий не водку с пивом, а Дудя* с Розенбаумом. Чего же боле тут желать? Под что вести подкоп, что пытаться анализировать?