
Джафар Панахи с «Золотой пальмовой ветвью» за фильм «Простая случайность»
SYSPEO / SIPA / scanpix
На завершившемся 24 мая 78-м Каннском кинофестивале «Золотую пальмовую ветвь» получил фильм «Простая случайность» Джафара Панахи. Это вторая в истории ветка у иранского кинематографа (первую в 1997 году получил учитель Панахи Аббас Киаростами за «Вкус вишни»), а сам Панахи теперь — второй в мире режиссер (после Антониони), который собрал фуллхаус из высших наград четырех главных фестивалей мира — Канна, Венеции, Берлина и Локарно.
Два года назад в издательстве Novaya Riga gramatas вышла книга Антона Долина «Акт неповиновения», посвященная режиссеру, девять из десяти фильмов которого были запрещены на родине (судьба одиннадцатого, награжденного в Канне, формально пока еще не ясна, хотя и предсказуема). Когда она писалась, Панахи находился в тюремной камере: 11 июля 2022 года он пришел в тюрьму Эвин, чтобы узнать о судьбе задержанного за протесты режиссера Мохаммада Расулофа, где его задержали, сообщив, что у него имеется неотбытый срок заключения. Отпустили Панахи только в феврале 2023 года, поэтому премьера его предыдущей картины «Нет медведей» проходила в Венеции без его участия.
С разрешения автора Republic публикует последнюю главу из книги «Акт неповиновения», посвященную этому фильму.
«Нет медведей», или Пограничность
Джафар Панахи арестован и приговорен к шести годам тюрьмы. За премьерой своего десятого полнометражного фильма «Нет медведей» на фестивале в Венеции он не может даже следить. Восторженный прием (минут пятнадцать оваций, не меньше) и специальный приз жюри улучшат ситуацию или только ее усугубят? Поможет ли внимание западной прессы и публики, кинематографистов и фестивалей освободить Панахи или, напротив, убедят иранские власти в том, что опальный режиссер — враг, с которым и вести себя надо соответствующе?
«Честно, мы не знаем ответа. Остается только гадать», — отвечают Реза Хейдари и Мина Кавани, актеры фильма, приехавшие представлять его в Венеции. День спустя они же примут на сцене приз.
В 1994 году, через шесть лет после своего первого документального фильма и за год до премьеры игрового дебюта в Каннах, Джафар Панахи участвует как ассистент режиссера в съемках знаменитого впоследствии фильма Аббаса Киаростами «Сквозь оливы», третьей части «Кокерской трилогии». Для Панахи это решающая встреча и опыт, который определяет его биографию и метод. Киаростами не впервые прячется за экранными двойниками. Его фильм — это фальшивый making of, в котором есть актер, играющий режиссера, то есть его самого (Мохаммад Али Кешаварз представляется в первом кадре, разрушая «четвертую стену», и без того шаткую во всех фильмах Киаростами), и еще один актер из предыдущего фильма трилогии «Жизнь и ничего более» (1992) Фархад Херадманд, который исполнял роль режиссера там. Сам Киаростами за кадром. А его ассистент Панахи — перед камерой, под собственным именем, и сразу узнается, несмотря на худобу и пышные усы. Здесь уже проглядывает системная, если так можно сказать, разница между уклончивым Киаростами и настаивающем на своей прямоте, превращающем ее в ключевой прием Панахи.
Перекличка с эстетикой и темой «Сквозь оливы» в «Нет медведей» очевидна, как ни в одном другом фильме Панахи.
Будто предвидя будущий арест и заключение, режиссер как бы подводит итог, закольцовывает свою профессиональную карьеру от первого шага до последнего, по меньшей мере на каком-то промежутке.
Оба фильма — о съемках кино. Действие обоих перенесено в сельскую местность. Оба концентрируются на подлинных жизненных драмах (конечно же, постановочных, но при этом разыгранных актерами-непрофессионалами и потому совершенно правдоподобных), случающихся параллельно съемочному процессу. Оба фильма являют собой чуть закамуфлированные истории любви — редкий жанр как для Киаростами, так и для Панахи, прибегающего к «романтике» впервые.
Кадр из фильма «Нет медведей» (2022), реж. Джафар Панахи
Киаростами завершает «Сквозь оливы» вошедшей в учебники сценой, где на общем плане вдалеке, на фоне тех самых олив, его герой, каменщик Хоссейн (Хоссейн Резаи), преследует свою зазнобу — образованную старшеклассницу Тахере (Тахере Ладаниян), добиваясь от нее ответа: да или нет? Получив этот ответ, не видный и не слышный зрителю, он несется обратно, навстречу статичной камере, и не успевает добежать достаточно близко, чтобы мы рассмотрели выражение его лица и догадались об исходе любовной коллизии: начинаются финальные титры. Тогда как Панахи дописывает свои любовные драмы — их в фильме две — до трагического конца, не позволяя усомниться в исходе, столь же резком и окончательном, как рывок ручного тормоза в последнем кадре «Нет медведей».
Категорично и звучание название фильма Панахи, в отличие от уводящего в сторону красивого названия Киаростами. Когда пожилой местный житель останавливает на полпути режиссера (персонажа), направляющегося в молельный дом принести торжественную клятву, о ее содержании поговорим чуть позже, он стращает чужака медведями, которые водятся в окрестностях: ходить вечерами одному небезопасно. Но изложив Панахи свои соображения («поклясться надо в том-то и этом-то, а правдой ли будет клятва, не так важно»), он отпускает его в дальнейший путь, успокаивая: никаких медведей здесь на самом деле давным-давно нет. Опасность выдуманная, страха и порядка ради.
Преодоление страха, рожденного мифом или фобией, становится ключевой темой кинематографа Панахи почти с самого начала, как минимум с «Зеркала». В «Нет медведей» это лейтмотив. О каком именно страхе на самом деле идет речь, становится ясно вскоре. В том самом святилище, где Панахи в очередной раз нарушает традиции, отказываясь клясться на Коране и предлагая заснять церемонию, то есть профанировать сакральность ритуала, превратив его в кино, постановку. Молодой местный житель Якуб (Джавад Сайяхи) гневно обращается к старейшинам, употребляя местную поговорку: «Ваши языки медведи съели?»
Оказывается, эти самые медведи — заговор молчания о том, что страшно или неприлично делать темой публичного обсуждения.
Назвать фильм тем, чего в фильме нет, и заявить об этом отсутствии в том же названии — парадоксальная честность, очень в духе Панахи. Зрители венецианской премьеры в первых отзывах в шутку жаловались, что медведей на экране действительно не показывают. В то же время это отсутствие невольно сообщает и об отсутствии автора. А тема молчания сигнализирует о вынужденном молчании Панахи, арестованного перед премьерой и впервые не способного никак, даже косвенно, прокомментировать свою картину или представить ее публике.