Что общего у Ленина с Ельциным? Почему Путина нельзя сравнивать с Андроповым? Кем на самом деле был Сталкер Тарковского и Стругацких и что останется от Захара Прилепина? На проклятые вопросы о прошлом, настоящем и будущем России в традиционной рубрике «воскресная проповедь» отвечает поэт и гражданин Дмитрий Быков*.
Этой весной я читал курс «Artists in power»: представители искусства в верховной власти Д’Аннунцио, Муссолини, Рейган, Трамп, Зеленский — шоумены, писатели, артисты, захватившие престол либо избранные. Упоминались там и два третьестепенных поэта ХХ века — Сталин и Андропов. Андропов, сочинявший вполне гладкие послания друзьям и советникам, а также лирические стихи о бренности в тютчевском духе, вызвал у студентов наибольший интерес. Китаец, добровольно сделавший о нем доклад, заметил, что именно Андропов потенциально мог спасти СССР от распада. Я не впервые встречаюсь с этим мнением, в СССР на его могилу клали цветы, и некоторые его адепты вроде Михаила Любимова приписывали ему замысел перестройки. Не зря ее осуществил его назначенец Михаил Горбачев, который на мой прямой вопрос сказал, что андроповская идея административного передела СССР (на семь административных районов вместо республик) в самом деле могла отсрочить распад империи.
«Его принципиальное новаторство, — твердо сказал докладчик, изучивший книжку 1983 года «Andropov: new challenge to the West», — заключалось в том, что он поставил на интеллигенцию. И в Америке это вовремя поняли. Диссидентов он, разумеется, давил, инакомыслие не входит в набор интеллигентских добродетелей. Солженицын называл безыдейную интеллигенцию образованщиной и не требовал от нее политической активности. При Андропове она процветала. Брежнев ничего не понимал, а Андропов рулил. Его идея была превратить весь народ в советскую интеллигенцию, и такую Россию было бы уже не победить».
Эта мысль чрезвычайно соблазнительна, хотя я примерно представляю, с какой ненавистью воспримут ее интеллигенты — и диссиденты — позднесоветских времен. Сотрудничество с властью было для интеллигенции формой растления, нельзя было и помыслить об искреннем взаимодействии с КГБ. Однако у некоторых — у Виктора Луи, у Юлиана Семенова — все получалось к обоюдной пользе и удовольствию. Думаю, что и Евтушенко был вхож к Андропову и пользовался его уважением, чтобы не сказать доверием. Ходили слухи о его почти покровительственном отношении к Таганке — якобы он был благодарен Любимову за то, что тот провалил на экзаменах его сына, которого отец желал видеть кем угодно, только не артистом. И уж такие представители советской интеллигенции, как Бурлацкий и Бовин, пользовавшиеся авторитетом и в постперестроечное время, в разное время были его консультантами. Не знаю, какую должность занимал в КГБ Александр Чаковский, главный редактор «Литературной газеты» (бесспорно, самого влиятельного печатного органа в СССР семидесятых), но не сомневаюсь, что его деятельность в качестве главреда курировалась Андроповым и что сам Андропов понимал КГБ как инструмент превращения советской интеллигенции в передовой отряд советского населения.
