После бума автофикшена и социальной прозы в русской литературе наступает расцвет сказок. Литературный хит этого лета — «Сказка» Владимира Сорокина, ранее не замеченного в любви к чисто фольклорным сюжетам. Книга Сорокина вышла за границей (хотя продается и в России) одновременно со сборником рассказов «Адвокатка Бабы-яги» Евгении Некрасовой, которая как раз не первый год переосмысляет фольклорные сюжеты в своем творчестве. Это важно: книги со сказочными сюжетами выходят по-русски и в России, в условиях цензуры, и за рубежом. А значит, их популярность не сводится к простому эскапизму или необходимости говорить эзоповым языком. О чем на самом деле новые русские сказки и почему самые разные авторы вдруг начали писать похожие тексты, рассказывает Лиза Биргер.
В России бум сказок. Их снимают, их показывают и, конечно, рассказывают. Только разных версий «Руслана и Людмилы» на нас готовятся вывалить пять штук. Сказки нападают на зрителя на выставках: от традиционной Третьяковки до андеграундного «Винзавода». Они, как гальванизированные останки препарированных пушкинских текстов, возвращаются снова и снова.
Но в этом нашествии зомбаков как никогда пригодится умение отличать живую воду от мертвой — чем больше сверху насаждается сказочный новояз и необходимость сводить все ценности к традиционным, тем более оказывается важен набор сказочных скиллов: пройти через воду, огонь и медные трубы, рухнуть оземь и обернуться добрым молодцем (девицей, котом, доброй старушкой), найти заговор от злых чар и густого морока, наконец, отрубить голову дракону — и не превратиться в него самому.