Дневник мужа
РАЗНИЦА МЕЖДУ ТЮРЬМОЙ И ЗОНОЙ
Тюрьма и лагерь – очень разные вещи. Разные по всему: по образу жизни, по отношениям между людьми. Когда попадаешь в зону, об этом говорят практически все. Реально понимаешь разницу только по прошествии времени. Месяцев двух – трех вполне достаточно для понимания различий и выстраивания отношений.
В тюрьме – камерная система, народ еще не осужден. Многие надеются на чудо. Отношения между арестантами очень прозрачные. Как правило, большая часть продуктов общая. В общих камерах, конечно, всё несколько иначе, но все равно отношения между заключенными товарищеские. У нас у многих общий враг – люди в погонах – именно они нас посадили. Именно они всяческими ухищрениями лишают нас возможности себя защищать. Это, например, выражается в том, что следователь, с разрешения которого могут происходить свидания с родственниками, в 90% случаев не дает встречи даже с самыми близкими, с людьми, которые могут помочь. Престарелым родственникам – тем, которым за 70 – свидания дают охотнее, ведь чем они могут помочь?
Хотя в самом факте свидания нет ничего криминального. Более того: все разговоры записываются, и, стало быть, следователь при желании может обо всем знать. Но если бы всё было так просто, какие бы у него, у следователя, были бы инструменты воздействия на обвиняемого? Принцип один: говоришь, что надо следствию, то есть оговариваешь себя и других, – и встречайся, с кем хочешь. Мне следователь так ни разу и не дал разрешения встретиться с женой, пока дело не направили в суд.
Следствием же тормозится оформление любых доверенностей, а это уже напрямую нарушает право на защиту, потому что без доверенностей невозможно собрать документы в свою защиту. Да и многое другое, к чему следователи прибегают для ускорения вынесения обвинительного приговора, объединяет заключенных.
В зоне ситуация иная – все уже осуждены, имеют срок. Можно рассчитать, сколько времени до УДО или до звонка. Суды, как правило, истощают бюджеты у тех, у кого еще оставались какие-то деньги. Поэтому главная задача в зоне – выжить. То есть прожить оставшийся до УДО или до звонка срок более или менее комфортно. Нормально питаться, поддерживать хорошую физическую форму. Для некоторых осужденных, в том числе и для меня, еще очень важно наличие теплого и светлого места, где можно было бы спокойно читать. Поэтому в зоне каждый за себя – по сути.
Естественно, что по форме проще достигать каких-то приемлемых условий сообща. Для этого ребята объединяются внутри отряда в «семейки» по 4 – 5 человек. Все вопросы питания и другие бытовые темы решаются совместно. В «семейки» объединяются по разным принципам. Наиболее распространенный – когда бывалые зеки без денег объединяются с более или менее обеспеченными первоходами. Это позволяет первым нормально питаться, продавая свой опыт и авторитет, а вторым – иметь за определенную сумму денег лоцманов в абсолютно незнакомом окружении. Обеспеченных первоходов стараются вовлечь в семейки на самом начальном этапе, пока человек не освоился. Лично я отказался от идеи и предложений с кем-либо объединяться, хотя на первом этапе, когда поднимаешься в отряд после карантина, естественно, возникает желание и хорошо кушать, и иметь доступ к другим социальным привилегиям, которыми обладают более сильные «семьи» – они фактически управляют отрядом.
За 2 – 3 месяца и так все становится понятным: кто есть кто, кто чего стоит, с кем как разговаривать. Я предпочел объединяться с людьми по конкретным интересам – ну, например, изучение иностранных языков, – а не по бытовым вопросам. Таким образом, сохраняется полная финансовая независимость. Можно объединяться в одних ситуациях с одними людьми, в других – с другими, и при этом ни от кого не зависеть и не иметь каких-либо перманентных обязательств.
Надо сказать, что себя надо изначально ставить в меру жестко. Надо уметь отказывать, иначе сядут на шею. Многие живут за счет тех, у кого что-то можно взять, даже если вы не «семейник». Народ выживает, как может.
Я, конечно, помогаю нормальным ребятам в меру возможности, но даю понять, что эта «доброта» моя основана не на слабости, а на четком интересе. Кто-то помогает мне со стиркой, кто-то перешивает вещи и т.д. Здесь несколько другие представления о добре и зле: если помогать, то есть давать что-то безвозмездно, то в 99% случаев это воспримут как слабость. И ты уже должен будешь по жизни помогать этому человеку. Сент-Экзюпери, которого никто не читал, воспринимается здесь буквально.
Хотя есть исключения из правил. Был здесь зек, пожилой, за 60, неоднократно судимый, инвалид. У него не было никаких источников существования, к тому же в силу своего заболевания делать что-либо он тоже не мог. Я подарил ему блок сигарет, а он, будучи носителем старых незыблемых понятий, всё равно нашел способ, чем мне быть полезным и отплатить. Вначале он решил мыть мою посуду, а когда я отказался, он предложил мне сейф-услуги, от которых отказаться трудно: я держал у него заточку.
Сориентироваться в зоне мне помогли беседы в тюрьме с бывалыми зеками. В этом смысле тюрьма полезна: есть большой опыт, в отличие от первоходок, которых арестовывают и этапируют из зала суда.
ЖИТЬ, КАК ЖИЛ
Есть правило, которого обязательно нужно придерживаться, попадая в зону, а именно: жить, как жил до зоны и до тюрьмы.
Что это значит? Отношение к людям здесь складывается из их поступков и быта, заслуги на воле не в счет. Причем отношение по поступкам и по жизни здесь не только со стороны осужденных, но и со стороны тех, кто охраняет. Поэтому не нужно стараться казаться тем, кем ты по жизни не был. Фальшь – она будет заметна, народ здесь опытный, тертый, жизнь знает хорошо. Несколько раз сфальшивишь, и отношение к тебе будет в лучшем случае как к человеку несерьезному – со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Основная задача здесь в том, чтобы выйти как можно быстрее. Но при этом необходимо остаться человеком.
Нет смысла начинать играть в какие-то игры. Интриги на зоне почище, чем на воле. Лучше всего стоять в стороне от каких-либо «движений» и просто жить своей жизнью, наладив быт. Здесь могут легко подставить, использовать в своих интересах любые твои слова. Поэтому к кругу общения – как и к словам – надо подходить очень аккуратно. Со временем понимаешь, что от кого ожидать. Варианты «разводок» становятся видны невооруженным глазом. Самому не надо опускаться до этого уровня, или пытаться выяснить отношения. Здесь каждый сходит с ума по-своему.
Вообще, здесь все видны, как на ладони, всё становится известно довольно быстро. Вот только «крыс» найти не могут.

Есть у нас один персонаж, который, поднявшись после карантина в отряд, произвел на всех впечатление воспитанного и интеллигентного человека. Его приняли в одну очень сильную «семью» и доверили резать колбасу, делать всем бутерброды (то есть помимо колбасы, такому человеку доверяют еще и заточку – официально ножей ни у кого нет). В один распрекрасный момент парня случайно застали на кухне за час до подъема – поедающим колбасу из общака. В итоге, он сейчас изгой.
Один человек здесь очень интересовался у меня английскими словами (здесь ими многие интересуются для тату, для наколок: другой персонаж спрашивал, как будет по-английски «Каждому – свое», я ему ответил, что это надо по-немецки писать, он пошел искать немецкоговорящего). Любознательный персонаж горел желанием изучать язык чуть ли не круглосуточно. Остыл довольно быстро. Потом так же он загорелся желанием освоить настольный теннис, футбол, основы электротехники – и так же быстро остыл. Теперь всерьез к его словам и интересу никто не относится – как только что спросит, посылают сразу.
Еще один эпизод. Парень попросил у меня Толстого, «Войну и мир», рассуждал о высоких материях. За неделю прочитал страниц 20, зато книжку «The Телки» проглотил за день. Он же, паренек этот, все сильно прибеднялся, не сдавал на общие нужды, на ремонт. А потом – после свидания с женой – неожиданно вышел на проверку в рубашке Armani. Здесь народ глазастый, и отношение теперь к пареньку соответствующее. Не любят его.
Продолжение, я надеюсь, следует