Вряд ли кто-нибудь, так или иначе соприкасающийся с высшим образованием в России, будь то родители, студенты, преподаватели или работодатели, сомневается в необходимости серьезных реформ в этой сфере. Высшее образование стало массовым и коммерциализовалось, что привело к резкому снижению его качества. Можно даже сказать, что высшее образование в значительной мере перестало выполнять присущую ему социальную функцию подготовки интеллектуальной элиты страны, которая должна обеспечить прогресс России в обозримом будущем. Поэтому попытки изменить столь драматическую ситуацию нельзя не приветствовать. Нельзя также не согласиться, что традиционный подход равномерного «подкармливания» вузов ни к чему хорошему не приводит и, следовательно, конкурсный отбор университетов, способных предложить интересные программы развития, – действие вполне осмысленное. При ограниченных ресурсах концентрация на ключевых направлениях – стратегия правильная, лишь бы выбор этих направлений был прозрачным и в нем участвовало побольше независимых экспертов и поменьше экспертов политизированных. Последний конкурс на право носить звание федерального исследовательского университета в целом можно оценить положительно. Хорошо и то, что этот статус присваивается не навечно, а требует регулярного подтверждения. Можно надеяться, что это не позволит победившим вузам быстро «бронзоветь» без получения реальных результатов. Замечательно, что на страницах журналов развернулась дискуссия о будущем российского высшего образования. Однако, к сожалению, на этом позитивном фоне отчетливо проступают труднейшие вопросы, ответов на которые пока не видно. Главный дефект подавляющего большинства публикаций и выступлений на тему о модернизации высшего образования в России состоит в том, что речь идет всего лишь о корректировке структуры и ориентиров вузов, а не об их радикальной смене. Часть авторов, правда, с пеной у рта отстаивают достоинства советского высшего образования. Я сам получил образование в советской системе, и оно до сих пор позволяет мне вести активную профессиональную деятельность, поэтому я не могу кинуть камень в прошлое. Но ведь времена изменились! Образование как социальная система неизбежно должна реагировать на эти изменения, и ностальгия – вовсе не лучший способ управления будущим. Еще больше пугает позиция «прогрессистов», которые, предлагая реформы, исходят их того, что в зарубежной вузовской системе все в порядке и она на всех парах движется в светлое будущее. Анализируются рейтинги вузов и обнаруживается, что так называемые исследовательские университеты занимают в них первые строчки. Но ведь сами эти рейтинги построены так, что придают особое значение ведущимся в вузах исследованиям, поэтому что является причиной, а что следствием, надо разбираться очень внимательно. Будучи в прошлом физиком-экспериментатором, проводившим как фундаментальные, так и прикладные исследования, я, естественно, не могу отрицать, что исследования в университетах могут и должны вестись широким фронтом. Однако следует уточнить, что подразумевается под исследованиями и каковы критерии их качества. С естествознанием все более или менее ясно: исследование – это дорога в незнаемое, попытка разгадать тайны природы, объяснить какой-либо эффект, увязать разрозненные факты теорией, предсказать новые явления, и очень часто использовать полученные результаты в практических целях. Замечу, что все это в случае настоящих исследований связано с риском не решить задачу. Без этого риска нет исследования. В области гуманитарных наук ситуация не столь очевидна. В них критерием эффективности исследований предлагается считать частоту публикаций в журналах (зарубежных) категории А. Между тем, обратившись к содержанию этих журналов, часто обнаруживаешь, что опубликованные в них статьи не могут быть прочитаны теми, кому они, вроде бы, должны быть адресованы. Возьмите, к примеру, знаменитый Journal of Strategic Management. По названию он адресован тем, кто занимается стратегией, управляя компаниями. Но понять публикуемые там статьи может один менеджер из многих тысяч, такой там используется математический аппарат. Впрочем, ситуация облегчается тем, что практикам и не надо читать эти статьи, поскольку они в большинстве случаев построены на моделях, которые имеют слабое отношение к реальности, а выводы, к которым приходят авторы, заставляют вспомнить чеховский тезис о том, что «Волга впадает в Каспийское море». Зачем же такие статьи публикуются? Их публикация – свидетельство того, что автор сумел удовлетворить определенным требованиям, сформулированным элитой соответствующего профессионального сообщества (элитой университетской профессуры), и, значит, получает пропуск в это сообщество. Иными словами, такая система служит лишь для воспроизводства преподавательского корпуса. При этом вопрос о том, в какой степени освоение этих правил проведения «исследований» положительно сказывается на способности человека обучать других, либо не рассматривается вовсе, либо отодвигается на задний план. «Публикаторы» в этих условиях пользуются большим уважением и лучше оплачиваются, чем «обучатели», которые постепенно превращаются в людей второго сорта. В итоге знаменитые профессора лучших западных университетов уходят от преподавания, работая по грантам и проводя исследования, а преподают в лучшем случае постдоки (лица, только что получившие степень Ph.D.), аспиранты, а зачастую и студенты-старшекурсники. Способствует ли это повышению качества образования? Ответ напрашивается далеко не однозначный. И если богатые западные университеты могут себе позволить «исследования ради исследований», то в условиях ограниченности ресурсов российской системы высшего образования этот путь вряд ли приведет нас к успеху. Впрочем, к проблеме реформирования вузовской системы можно подойти с более общих позиций. Очевидно, что «догоняющая» стратегия, основанная на воспроизводстве институциональных и содержательных моделей сегодняшних лидеров, не может привести к успеху: догнать их не удастся. Что же делать? Надо осмыслить не российскую, а глобальную ситуацию, осознать, что институциональная модель университета, родившаяся ровно 200 лет назад, «несколько» устарела, определить, какая новая модель может удовлетворить потребности общества знания, как трансформировалась цель образования (а, на мой взгляд, теперь это не трансляция знаний, а развитие навыка их генерации) и осуществить преобразование университетов, обладающих необходимым потенциалом, в соответствии с этой моделью. Остальные университеты – подтянутся за лидерами. Описанная задача гораздо сложнее, чем финансирование исследований, которые проводятся в университетах, получивших гордый статус исследовательских. Однако без ее решения эффект от введения нового статуса в нашей стране будет крайне незначительным.
