Slon.ru продолжает обсуждать тему языка законов, начатую в статьях Бориса Грозовского, Павла Медведева, Андрея Мирошниченко, Дмитрия Александрова, Максима Кронгауза и Тамары Морщаковой.
Юридический язык, его еще называют арго чиновников, постоянно подвергается нападкам как мутный язык, созданный лишь для того, чтобы профессиональным юристам дать возможность обходить законы. Призыв к законодателям и юристам писать законы на обывательском, простом языке не учитывает специфики правовой сферы, а именно того, что юридический язык лишь опосредует правоотношения. Призвать законодателя писать простым языком – все равно, что попросить медика не выписывать рецепты по латыни, а вместо эпикриза заставлять их говорить о заключении и т.д. Или тот, кто сталкивался (или, не дай бог, переводил) со строительной документацией и СНИПами, знает, на каком «птичьем языке» они составляются. Я даже не говорю о языке философии и о том, что у каждого философа своя понятийная система (Гегель и Кант даже не самые яркие представители), которой он оперирует, не утруждая себя разъяснить ее (например, Ж. Деррида или Э. Гуссерль). Я как филолог и юрист отстаиваю языковую автономность профессиональных групп. Согласен, что закон иногда пишется чересчур витиевато, пример тому – бюджетное и налоговое законодательства. В законы вносятся многочисленные поправки, как в УПК, в котором более 600 поправок, но это не отменяет непреложной необходимости наличия юридической терминологии (в цивилистике – акцессорность, институт виндикации, кондикционные обязательства; в уголовно-криминалистической – принцип виновной ответственности (imputatio iuris), которая восходит к наследию римского права и другим источникам). Язык чиновников изобилует клише и «норматизмами», но в этом есть некоторое искусство, определенный, пусть и имплицитный, заряд темперамента. Заряд темперамента заложен и в языке нормативно-правовых актов, и в решениях судов: он отражает противодействие интересам лоббирующих групп, лавирования на грани законности. Юридический язык по своей сути стремится к определенности и краткости изложения (лат. Legem brevem esse oportet), поскольку законодатель стремится к процессуальной экономии. Непонимание отдельных положений закона со стороны неюристов сразу приводит последних к отрицанию всей нормативной базы и в попытке уличить законодателей в намеренном затушевывании смысла закона. Такое пренебрежение к праву, которое было еще отмечено дореволюционным юристом Богданом Кистяковским в статье «В защиту права: интеллигенция и правосознание», имеет системный характер и приводит к правовому нигилизму. Почему здравомыслящему человеку не придет в голову делать себе вне медицинской инфраструктуры и без врача хирургические операции? – а ведь в то же время многие требуют абсолютной доходчивости законов. Правовая культура именно в том и состоит, чтобы не критиковать туманность юридической казуистики, а проявлять готовность воспользоваться услугами профессиональных юристов. Как говорится, «Jura scripta vigilantibus sunt» – законы написаны для бодрствующих.
