Функционал первого вице-премьера Олега Сосковца в последние два года был поднят на уровень председателя правительства. Причем премьера не технического, а политического. Если в лихие (они же благословенные, они же ревущие и т.д.) 1990-е радение за родную промышленность, покровительство реальному сектору, то есть отраслевым лоббистам, а также ручное хозяйственное управление (Комиссия по оперативным вопросам) находились в ведении одного из первых вице-премьеров, уравновешенного первым вице-премьером либеральной направленности, отвечавшим за макроэкономику и финансы (сейчас роль такого коллективного Чубайса выполняют Алексей Кудрин, Сергей Игнатьев и Эльвира Набиуллина), то сегодня это не так. Государственный интервенционизм не уравновешен специальным либеральным чиновником, а сверху нет арбитра, каковым в те времена выступал Виктор Степанович Черномырдин, мудро отмечавший: «И те, кто выживут, сами потом будут смеяться». На днях в газете «Вашингтон пост» выступил Андерс Ослунд, известный шведский экономист, работающий сейчас в Петерсоновском институте, а раньше консультировавший российское, киргизское и украинское правительства. Он написал о том, что путинская модель управления экономикой близка к своему исчерпанию. Что правда. Как правда и то, что она одновременно находится на своем пике: никогда еще столь масштабное число вопросов не решалось в ручном режиме. Это не плановая экономика. Это не интервенционизм в собственном смысле слова. Потому что какой же план может быть у одного человека, который сам себе интервенционист? А иной раз и сам себе либерал, кстати говоря: если у вас не работает вообще ни один институт, иногда приходится брать на себя роль невидимой руки рынка, а не только слепой руки государства. Например, функцию принуждения к исполнению правильного закона: чтобы олигархи начали выполнять инвестиционные программы в электроэнергетике, Владимир Путин на них наорал. Теперь есть надежда на то, что программы начнут финансово наполняться – бальзам на сердце Анатолия Чубайса. Если это интервенционизм, то довольно странный, когда очень одинокий интервенционист, метафорический Сосковец в обличии Путина, может с полным на то основанием сказать: «Государство – это я». Трагическая, в сущности, роль, дополненная полным одиночеством в политике. Потому что и правящая партия – «это я». И Конституция – «это я». И борец с коррупцией – «это я». Нагрузка на одно лицо, пожалуй, чрезмерная… Выходов из этой ситуации, по большому счету, только два. Первый: эскапизм, отдых на Гоа (или в Туве), удаление на покой с гарантиями личной неприкосновенности и благополучия друзей (cronies). В ельцинские времена такие люди назвались Семьей (в политическом смысле слова). Второй: возвращение в Лужники. В смысле – «лужниковская» речь номер два с последующим окончательным «восстановлением порядка». Можно, конечно, и дальше работать Сосковцом, но этот функционал исчерпывает себя морально-психологически и биологически. Скорее всего, Путин будет примерять на себя новую роль. И тогда впору начать искать ответ на новый проклятый русский вопрос: Who will be mister Putin?
