Признаюсь, я долго медитировал на графики в начале этого текста, пытаясь сначала сформулировать основное объяснение происходящего, успокоился на том, что будет честно сказать, что за ними – целый космос, местами понятный, местами – загадочный. Потом пришлось помучиться – как сформулировать новость, как начать текст. Можно, например, так: с начала кризиса чистые иностранные активы российских банков выросли на 3,5 трлн рублей и остаются на непривычно высоком уровне. Звучит угрожающе, никому кроме горстки специалистов непонятно, значит, можно поспекулировать без особого риска быть пойманным за руку. А если еще и расшифровать, что речь идет о том, что вместо того, чтобы наращивать кредит российской экономике и работать на возобновление роста, российские банки отправляют деньги на запад (что формально правда), то у истории появляется и вроде бы вполне оправданный социальный пафос. Решил, что не стоит: во-первых, по-моему, графики интригуют гораздо сильнее и говорят гораздо больше, чем любые слова, а во вторых, история которую на самом деле надо рассказывать, напоминает луковицу – можно снимать слой за слоем, а перед тобой все равно луковица. А когда слоев снимается достаточно много, места для особого пафоса не остается.
Прекрасно видно, что практически всю первую половину уходящего десятилетия, примерно до 2005 года российская банковская система была нетто-кредитором мировой экономики. Небольшим – чистый кредит составлял единицы миллиардов долларов. Куда более крупным кредитором мировой экономики и тогда выступал Банк России (см. График 3). На самом деле, ничего удивительного – сырьевым экономикам вообще свойственно быть источниками капитала для внешнего мира. А развивающимся странам, с маленькими, неустойчивыми и недостаточно ликвидными внутренними рынками активов – как ни крути – не удается отказаться от поддержания достаточно высоких международных резервов.
В 2006году картина изменилась, и вплоть до середины 2008 года в Россию активно приходили иностранные деньги. Собственно, именно об этом напоминает сильный уход «в минус» на Графике 1. Экономика страны уже была «перегрета», а притекавший спекулятивный капитал способствовал дальнейшему перегреву. Неприятности были по сути неизбежны, двойной шок со стороны мировой экономики (падение цен на сырье плюс кризис ликвидности) их просто усугубил. Гигантский отток капитала, последовавший в 2008-2009 годах, мог бы «обескровить» российскую экономику, если бы не накопленная в «тучные годы» заначка – Стабфонд. Лишь недавно – буквально в последние дни – российские власти начали осторожно прогнозировать прекращение оттока капитала. Собственно, с середины 2008-го и начинается самое интересное на графиках 1-2. Взглянем на них чуть подробнее (график 5). Обязательства перед иностранцами продолжают расти вплоть до февраля 2009 года, после чего начинают постепенно снижаться. Если вспомнить, какой кризис ликвидности в это время бушевал на западных рынках, уже это могло бы стать поводом для удивления. Впрочем, не стоит удивляться слишком сильно – одновременно и куда быстрее рос объем требований к нерезидентам. Иными словами, российские банки резко нарастили кредитование иностранцев. На самом деле данные ЦБ не дают возможности сделать вывод о том какие финансовые потоки и операции отражает этот всплеск.
Невозможно и сказать, что происходило это за счет какого-то одного инструмента. На графиках 6 и 7 отчетливо видно, что все виды иностранных активов российских банков изменялись близкими темпами. С пассивами ситуация чуть иная – их рост и последовавшее снижение предопределены в основном займами.
Впрочем, рост кредитования иностранцев – вероятно, чрезмерное упрощение. Российским банкам и их клиентам во второй половине 2008 года пришлось решать множество задач: управлять свободными средствами, реструктурировать кредиты, структуру управления и корпоративных финансовых потоков. Отчасти, возможно, дело в том, что банки переориентировались на кредитование иностранных «родственников» российских предприятий: не секрет, что казначейские центры многих из них зарегистрированы за границей – там и права собственности лучше защищены, и прочие юридические механизмы лучше работают. Да и нужны были деньги – не в последнюю очередь – для погашения кредитов западных банков. Ну и конечно, падение курса рубля спровоцировало «уход в валюту»: и граждан, и предприятий. Банковские балансы не могли это не отразить. И правда, доля валютных ресурсов в пассивах банков резко выросла и – что любопытно и само по себе нуждается в отдельном разговоре — еще не вернулась к докризисному уровню (см. Графики 8, 9 и 10). Так, до кризиса валютные депозиты населения составляли 13% от суммарного объема, год назад их доля выросла до 34%, а сейчас составляет 26%. Поведение большей части наших сограждан выглядит не слишком рациональным: казалось бы, рубль укрепляется, рост цен замедляется, до недавних пор номинальные ставки по рублевым инструментам зашкаливали за 15% годовых. Реальная доходность рублевых вкладов (процент минус инфляция) еще никогда не был так высок, а они все никак не «переложатся». Почему? Да потому же почему в начале десятилетия так медленно падал объем тех же валютных депозитов и наличных долларов на руках – доверие (в данном случае к национальной валюте) легко потерять, но трудно восстановить. Динамика доли валютных ресурсов, привлеченных от предприятий, не столь драматична. Почему, если честно, не совсем ясно. Напрашивается версия, что для большинства предприятий валютные депозиты – средство управления ликвидностью, а не долгосрочные сбережения. То есть способ аккумулировать ресурсы в нужной валюте для погашения долга или импорта какого-то оборудования. Увы, ответ, видимо, неверный – более двух третей объема валютных депозитов предприятий (примерно 1,6 трлн руб из 2,2 трлн) сделаны на срок более года. Возможно, ответ именно здесь – по каким-то причинам некоторые предприятия накапливают очень большие валютные ресурсы. Напрашивается пример Сургутнефтегаза, руководство которого долгие годы предпочитало поддерживать гигантские запасы валюты, исчислявшиеся даже не единицами миллиардов долларов. Однако вернемся к основным для этого текста графикам 1-2 и 5. Чистые иностранные активы российских банков (на самом деле, кредитных организаций, но, надеюсь, читатель простит мне эту маленькую вольность) к 1 августа доходят почти до минус $100 млрд, затем начинают расти – с тем, чтобы в середине 2009 года выйти в положительную зону, продолжить рост и в последние примерно полгода стабилизироваться на уровне примерно в $40 млрд. Это, замечу, на порядок (раз в 10) выше, чем до кредитного бума середины десятилетия.
Казалось бы, экономика России уже какое-то время демонстрирует все признаки стабилизации, зачем поддерживать вроде бы избыточный уровень иностранных активов? Проще говоря, зачем держать деньги за границей, когда дома на них можно заработать куда больше? Если дома уже много месяцев как стагнирует внутренний кредит (см. График 11)?
Похоже, правильный ответ в том, что доверие к российской экономике еще не восстановилось. Высокие иностранные активы банков – лишь зеркало высокой доли валютных депозитов их клиентов. Может, банки и хотели бы принять на себя большие валютные риски, но для этого им нужно больше доверия к экономической политике властей, больше уверенности в том, что кредиты будут возвращены. Ну и, наконец, нечто вроде послесловия. Внимательные читатели, вероятно, поняли, что этот текст потребовал немалых усилий по обработке вроде бы общедоступных данных. Честно говоря, много выше среднего. Тот же вывод в принципе можно было бы сделать и без кажущегося избыточным data mining (копания в цифрах). А по крайней мере часть графиков – не включать в текст (что на самом деле и произошло – я оставил лишь то, что имеет отношение к магистральному сюжету). На самом деле у него была – помимо разрешения оказавшейся тривиальной экономической загадки – еще одна цель: продемонстрировать какой объем данных должен быть в голове у мало-мальски приличного экономического журналиста. Какой объем данных имеет смысл анализировать. Как осторожно и тщательно надо подходить к их анализу и интерпретации. Как много любопытных (и, возможно, кому-то важных) сюжетов не попадает в публичное поле из-за ограниченности времени, неумения интерпретировать данные и кучи других причин. Ну и, конечно, показать – насколько велики шансы скатиться в «наивное искусство», как только ты перестаешь проверять свои версии на соответствие фактам, экономической логике и здравому смыслу.
