Как только Международный олимпийский комитет объявил о выборе Сочи в качестве столицы зимних Олимпийских игр, «Москонверспром» автоматически оказался строителем олимпийских объектов. Корпус «Приморский», который мы строили, корпус «Люкс» и бассейн (все объекты на территории санатория «Сочи» Управления делами Президента РФ), а также туристический комплекс «Дагомыс» УДП РФ, которые мы проектировали, оказались в списках олимпийских объектов. В отличие от многих объектов, олимпийские стройки получили дополнительное финансирование. Однако к радости по поводу обеспеченности работой в кризисные времена прибавились проблемы. Компании, близкие заместителю главного управления капитального строительства управления делами президента РФ Владимиру Лещевскому, потеряли часть своих объектов, а на оставшихся из-за кризиса сократилось финансирование. Мы сами подлили масла в огонь, убрав одну из таких настоятельно рекомендованных Лещевским компаний: сорвавшую выполнение контракта «Харвинтер» – с корпуса «Приморский». Мы оказались неудобными для многих. Проработав семь лет руководителем филиала крупнейшей американской корпорации-производителя инженерного оборудования, я, конечно, имел самые большие скидки у производителей кондиционеров, окон и прочего оборудования. Кроме того, мы закупили линию по производству витражей и окон у фирмы «Шуко». Имея свое производство, мы спокойно попадали в выделенные бюджетом средства. В отличие от других производителей, которые нам навязывались заказчиком. Эти компании потребовали от Лещевского передать им часть «пирога», который оказался у «Москонверспрома». Сдвинуть нас с объектов путем переговоров Лещевский не смог. Ему захотелось нас не просто убрать, а кинуть, не заплатить. Началось выдавливание. К лету 2009 года ситуация превратилась в клубок конфликтов, преступлений, подстав, мошенничества, в том числе с участием некоторых представителей правоохранительных органов. Но внешне тогда диалог еще продолжался. Руководство ГУКС УДП РФ еще делало вид, что пытается с нами договориться и расстаться по-хорошему. Их условия: «Никто никому ничего не должен. Подписываем мировое соглашение. Вы уходите». Наша позиция: «Вы нам оплачиваете выполненные нами работы, закупленные материалы, которые находятся на складе на строительной площадке, установленное на объекте оборудование, и мы уходим». Сумма, о которой шла речь, составляла на тот момент 85 млн рублей. У заказчика эти деньги были, но он решил не платить. Вот эта сумма и является реальной стоимостью скандала. Вместо того, чтобы заплатить за выполненные работы, заказчики дали команду захватить строительную площадку вместе со всем оборудованием и материалами «Москонверспрома» в санатории «Сочи», лишить нас на нее доступа, сделать все, чтобы мы не смогли работать по другим контрактам. «А куда они денутся? Кто мы и кто они!», – сказал Лещевский. Мы понимали, что это уже открытая война, которую просто хотят провести тихо, чтобы о ней не знала общественность и руководство страны. А для ведения войны нужны средства, то есть нужны объекты, работа. Поэтому мы активно прорабатывали вопрос о переходе на другой крупный объект в Сочи, где можно было использовать людей и технику. В это время кризис остановил внебюджетные стройки в Сочи. Недвижимость не продавалась. Квартиры упали в цене на 30–40%. Мы были вынуждены искать именно бюджетные контракты. Подходящим объектом выглядел поселок по улице Таврическая в Адлере, который должен был строиться для переселенцев, жителей деревень, которые подлежали сносу для строительства на их месте олимпийских объектов. В июле 2009 года проводился тендер. Искать поддержку в руководстве «Олимпстроя» мы не стали. По нашей информации, была возможность пройти тихо, за счет скидки, с учетом отсутствия требований по откатам. По условиям тендера необходимо было спроектировать и построить 166 домов экономического класса с внутрипоселковыми дорогами и сетями. Такое строительство без стоимости земли обходится в Европе в 500–700 евро за один квадратный метр жилой площади. Мы дали скидку 20% и вышли на стоимость $1000 за квадратный метр. Только получив извещение о победе в тендере, мы были приглашены к курирующему строительство старшему вице-президенту корпорации Анатолию Гребенюку. Я знал, что он генерал армии, был заместителем министра обороны, командовал строительными войсками, расквартированием, занял эту должность после Александра Косована, который ушел работать к Ресину. Слышал и читал, что Косован и Гребенюк женаты на сестрах. Из министерства обороны Гребенюк, по информации СМИ, был уволен в 52 года, когда Путин во время поездки по Камчатке в городе Вилючинске не смог найти госпиталь, о завершении строительства которого он уже отрапортовал. Перед подписанием контракта Гребенюк пригласил генерального директора «Москонверспрома» Ирину Морозову к себе в кабинет. Спросил, как работается с управлением делами президента, ответа не стал дожидаться, набрал телефон начальника ГУКС УДП РФ Анатолия Чауса и спросил: «Анатолий Васильевич, ты «Москонверспром» знаешь? Вот, генеральный директор напротив сидит, улыбается. Ну, и как, могут работать? …Работать могут, но судиться любят. Понял.» Он выключил телефон и сказал: «Если с нами судиться будете, то не сработаемся». «Мы идем в суд, когда другого пути нет»,– сказала Ирина Евгеньевна. «Ваших интересов на стройке не должно быть. Должны быть интересы «Олимпстроя», иначе не сработаемся», – закончил разговор Гребенюк. По той встрече мы поняли, что Чаус не был полностью информирован о нашем конфликте с Лещевским. Тот держал Чауса в неведении. Это давало нам какое-то время на спокойную работу на Таврической. Однако клубок проблем, создавшийся в отношениях с Лещевским, не разматывался, а наоборот, в него стал активно втягиваться «Олимпстрой». Обусловлено это было, прежде всего близкими отношениями между чиновниками двух организаций. При всей независимости объектов УД, именно Гребенюк и сочинская дирекция «Олимпстроя» курировали стройки в санатории «Сочи» и «Дагомысе». Между чиновниками двух ведомств должен был состояться разговор и Лещевский должен был попросить Гребенюка сделать все, чтобы мы сорвали объект и ушли с него разоренными. Вопрос был только в том, пойдет ли Гребенюк ради интересов чиновника на срыв собственного объекта? Вокруг все говорили о важности стройки, о сроках, о политическом значении объекта. Хотелось надеяться, что интересы своего объекта «олимпийцам» будут ближе. Постепенно надежда начала исчезать.
