Фото: Антон Белицкий/Коммерсантъ
Рубен Варданян назначил интервью на восемь утра. По его словам, обычно он работает с восьми утра до одиннадцати вечера. Похоже, что после продажи компании «Тройка Диалог» (в октябре 2011 года) и отхода от дел Sberbank CIB (в августе 2013 года) работы у Варданяна не слишком убавилось.
Предприниматель и филантроп, Рубен Варданян не любит говорить о политике и экономике, которая сегодня неразрывно связана с политикой. Не только потому, что он вообще очень осторожен в своих высказываниях: его действительно гораздо больше увлекает только то, чем он непосредственно занимается. То, в чем он может что-то изменить сам.
•••
– Хотелось бы, конечно, подробно поговорить про ваши образовательные и филантропические проекты, но такая выдалась прошлая неделя, что самая интересная тема сейчас – экономика.
– Не будем говорить про сегодняшнюю ситуацию, все равно интервью выйдет на следующей неделе, когда все может уже поменяться.
– Да, может, но важно ведь объяснить все эти события. Большинство людей не понимают, что происходит, поэтому важно об этом говорить. Вы ведь, очевидно, понимаете?
– Нет, тоже не понимаю.
– Некоторые экономисты считают, что девальвация усугубилась тем, что «Роснефть» получила беспрецедентную сумму 625 млрд рублей от продажи облигаций и эти деньги могли попасть на валютный рынок.
– Я не люблю строить домыслы и обсуждать слухи, поэтому не буду говорить, не хочу… Я уверен, если были крупные заявки на покупку валюты, все это выявляется в течение получаса. Поэтому, если бы была массированная атака или кто-то из крупных компаний решил резко исполнить какие-то обязательства, для этого не требуются месяцы проверок. И я думаю, что рано или поздно вся эта информация станет известна и доступна. Если не в этом причина, тоже станет известно. Просто нужно время, чтобы все немножко успокоилось, потому что сейчас очень эмоциональная реакция на происходящее. Однако, если сравнить с нашим соседом, у него гораздо хуже и политическая, и экономическая ситуация.
– И политическая тоже, вы считаете? Кажется, как раз с политикой там стало поживее, чем у нас.
– Ну, все-таки на Украине идет гражданская война, наверное, это самое правильное название. И валютных запасов в стране нет. Пока не будет мира, не о чем говорить.
– В своем недавнем большом интервью вы говорили, что нам нужно переходить от спасения собственников к спасению непосредственно бизнеса. Это элегантное выражение, но что конкретно вы имеете в виду? Где заканчивается одно и начинается второе?
– Это очень просто. Когда, например, у AIG были проблемы, там сменили менеджмент, собственники потеряли все свои вложения, государство вложило большие деньги, провели реорганизацию, и уже новые собственники стали управлять бизнесом. И это не всегда означает, что ты такой плохой, просто экономическая ситуация может так разворачиваться, что ты можешь потерять свою собственность. Это большая работа – выстраивание таких институтов. А у нас другое: в 2008–2009 годах помогали собственникам сохранить их активы, боясь, что западные кредиторы и другие участники рынка получили бы права на их покупку и действовали бы не в интересах России или еще чего-то.
– Смена собственников через банкротства, вы имеете в виду?
– Да, смена через банкротство у нас не работает. Но в банкротстве нет трагедии. Люди начали бизнес, не получилось – необходимо реорганизовать, продать ненужные активы, оставить лучшие. Тяжелый рабочий процесс, очень болезненный, но не трагедия. Более того, я считаю, что в России одна из проблем связана с тем, что у нас нет культуры восприятия падения как не конец. Человек должен встать и дальше идти. Если человек один раз упал, условно говоря, это не значит, что на нем можно поставить крест. Если он не нарушил морально-этических норм, то он имеет право на второй шанс. Такой человек ценен еще и потому, что за одного битого двух небитых дают.
– Опять же, в предыдущем интервью полгода назад вы говорили, что нам предстоит сделать большой рывок, фундаментальные структурные реформы, чтобы преодолеть барьер $15 тысяч на душу населения. И вы говорили, что если мы его не преодолеем, то будет сильный отскок и надолго. Так, похоже, сейчас и происходит. Какие реформы, какие структурные изменения не случились? Почему не получилось?
– Много проблем, Россия большая страна с очень неровным уровнем развития. Одна из ключевых проблем – это недостаток институционализации. Мы очень персонифицированная страна, нам не хватает институтов как системы, которая работает вне зависимости от персоналий. Институционализация означает возможность работать в условиях большего радиуса доверия к стране в целом и к институтам, а главное – складываются некие другие механизмы работы. Но это хорошо сказанные общие слова.
– А каких институтов не хватает?
