Читайте также:

Космическая жажда: поиск воды в 2015 году

Астрофизик, ведущий научный сотрудник Государственного астрономического института им. Штернберга и известный популяризатор науки Сергей Попов – о самых интересных открытиях в науке о космосе в прошлом году, о месте российской науки в мировой и о том, почему самые эффектные открытия – не самые важные.

Сергей Попов. Фото: Марина Меркулова/facebook.com/marinakvu

Каждый месяц выходит около тысячи статей в той области науки, которой я занимаюсь, так что за год накапливается достаточно интересного. С другой стороны, за прошлый год ничто не перевернуло главные существующие представления. И это в каком-то смысле успех: значит, пока ничто не говорит, что мы ошибаемся в базовых вещах. 

На долю отечественных ученых пришлось не больше и не меньше, чем должно было. В целом вклад российской науки в мировую составляет около 1–2%, и в астрономии, по-моему, мы держимся примерно на этом уровне. Последние десять лет каждый год я составляю традиционные двадцатки самых крупных астрономических открытий (для этого я каждое утро начинаю с чтения arxiv.org, чтобы выделить главные статьи дня). Из накопившихся за 10 лет двух сотен работ, думаю, российских – около десятка. 

Безусловно, самое яркое (в буквальном смысле) событие – это взрыв сверхновой звезды, белого карлика SN2014-J, которую открыл обычный учитель астрономии из Лондона. 

Фото: NASA

Она вспыхнула на расстоянии всего нескольких миллионов световых лет, то есть рядом, в хорошо изученной галактике. Поэтому ее можно детально изучать, рассматривать ее спектр, что и делали Евгений Чуразов с компанией с помощью рентгеновского спутника «Интеграл» – и это самая интересная российская работа года, на мой взгляд.

Еще один красивый результат: в итальянской подземной лаборатории Gran Sasso под Л'Акуилой наконец-то впервые поймали нейтрино, образующееся в недрах Солнца на первом этапе термоядерного превращения водорода в гелий. До этого удавалось зарегистрировать солнечные нейтрино только от второстепенных ветвей синтеза гелия. И, кстати, если посмотреть список участников этого проекта, который называется Borexino, там найдется множество русских фамилий, часть этих ученых работает в Дубне, в Институте ядерных исследований в Москве, в Киеве.

Вообще, события, важные для науки и для широкой аудитории, – далеко не всегда одно и то же. К примеру, если бы нашли частицы темного вещества, вот это был бы огромный суперважный шаг в смысле фундаментальных знаний: мы бы узнали наверняка, из чего состоит Вселенная, из каких элементарных частиц. Какие связи в них работают, какие не работают, какие симметрии есть, каких нет. Еще интереснее было бы продвинуться в изучении темной энергии и объяснить то, что Вселенная расширяется с ускорением. Но это было бы трудно объяснить широкой публике.

А если бы узнали точно, что на Марсе недавно были реки, это интересная история, но фундаментально это знание ничего не изменило бы. Опять же, на комету высадился зонд. Он наверняка сможет собрать полезные данные, уточняющие наши знания об образовании Солнечной системы, но ничего в понимании мира и первооснов кардинально не изменится. 

Главная сенсация прошлого года была, но не состоялась: в марте группа ученых, которые работают на телескопе BICEP2, сообщила, что ей удалось зафиксировать следы первичных гравитационных волн в реликтовом излучении. Мы не знаем, что происходило в первые секунды после Большого взрыва, когда родилась Вселенная. И уж тем более ничего не знаем напрямую о том, что было до того, как Вселенная заполнилась горячим веществом. Сами гравитационные волны, которые появились в этот момент, мы еще не скоро научимся улавливать. Но они оставили отпечаток на реликтовом излучении, которое появилось значительно позже. По этому отпечатку можно было бы восстановить события первых долей секунды существования Вселенной. Если бы следы гравитационных волн были обнаружены, это решило бы многие проблемы. 

Однако, увы, за публикацией команды BICEP2 в марте последовали работы, которые показали, что ученые поторопились с громкими заявлениями и то, что они зафиксировали, это вовсе не следы гравитационных волн. Когда пытаешься рассмотреть звездное небо в пургу через пыльное стекло, сложно отличить настоящие звезды от помех, – то же самое и со следами гравитационных волн на реликтовом излучении: в начале декабря была конференция в Ферраре, где говорилось, что команда ученых, которая работает с данными спутника Планк, опровергла мартовское заявление своих коллег с телескопа BICEP2.

Каждый год появляется новый лучший претендент на звание двойника Земли, то есть планеты за пределами Солнечной системы (экзопланеты), которая похожа на Землю и могла бы поддерживать жизнь. И в этом году появился еще один такой претендент.