Наша колония-поселение состоит всего из нескольких строений. Это уже упомянутая баня, дежурная часть, она же КПП, изолятор, два барака и два крытых навеса – это специально отведенные места для курения. В одном бараке, помимо спальных помещений, находится столовая, в другом – кабинет начальника, небольшая библиотека в помещении нарядной, причем книги – в основном русская классика, очень достойные. Здесь же – помещение, в котором бывает ларек. Я живу во втором бараке, где библиотека. В нем нет одного большого спального помещения, как в тамбовской зоне – там в одном месте для сна одновременно находятся человек 100–120. Здесь же бараки разделены на секции, в каждой спит человек по 10, причем в один ярус. Конечно, намного удобнее. И если в Тамбове полагалась одна тумбочка на двоих, то здесь у каждого своя. Есть даже вешалка и место для обуви. Имеется сушилка, и ребята строго следят за тем, чтобы грязная рабочая одежда хранилась именно там, а не в спальне. Ну и отдельно надо сказать о туалете, извините за подробности. Но я впервые за три почти года обнаружил унитаз и кабинки – ничего этого давно не было в моей жизни. Территория собственно колонии-поселения отгорожена от остального поселка забором, проход через КПП. Заключенные приходят сюда только на проверку, кушать и спать. Постоянно здесь находятся только дневальные, банщик и повар. Я стал интересоваться у старожилов, какая здесь работа. Оказалось, что ее действительно много, и очень разной. Поселенцы работают на 15 объектах, где и живут. Здесь, на поселке из 250 поселенцев работают и постоянно здесь же живут около 80, остальные работают на объектах РЖД, в строительно-отделочных конторах Соликамска и Кизела, на разных промпредприятиях края. Самое популярное место работы – Губахинский «Коксохим». Все работающие там говорят, что там хорошие условия труда и отличное питание – это неудивительно: я слышал от местных жителей, что на «Коксохиме» хотело бы работать значительно большее число губахинцев, чем предприятию нужно. Это такой местный «Газпром». Еще у нашего поселка есть два своих ЛЗУ (лесозаготовительное управление) – ребята заготавливают лес для стоящей рядом «строгой» зоны, где уже изготавливают, как говорится, «широкий ассортимент пиломатериалов». Особо большим спросом пользуются европоддоны – это такие большие деревянные плоские сооружения, на которых в гипермаркетах и дискаунтерах однородные товары. Относительно недавно из опилок наладили выпуск евродров (это прессованные брикеты, которые дают сильный жар). Мою жену страшно забавляет приставка «евро», применяемая здесь к дровам и поддонам, однако я заметил, что сюда приезжают за товаром фуры не только из разных российских регионов, включая Москву, но и из Белоруссии, и из стран Евросоюза. Есть у нас и свой животноводческий комплекс – корова и свиньи. Весной и летом зеков привлекают для возделывания сельхозполей. Еще есть свой автопарк, соответственно, водители – тоже поселенцы. Работают поселенцы и на продуктовом складе, в котельной, столовой – во всех объектах инфраструктуры поселка. Можно сказать, что наш поселок – многопрофильный, что отличает его от других поселков севернее Соликамска, в которых основная специализация – лесозаготовка. Сразу после прибытия с этапа меня, как положено, перевели на карантин. Карантин в лагере отличается от карантина на поселке. В лагере ты живешь обособленно, в локалке, у тебя берут отпечатки пальцев, фотографируют, происходит медосмотр. А все остальное время ты не делаешь ровным счетом ничего, и выходить за пределы локалки запрещено. Работа – только после карантина. Здесь было все иначе. Отпечатки пальцев и осмотр врачей – это было еще в Соликамске, так что в первый же день после приезда меня фотографируют и ведут к местному врачу, который читает заключение своих коллег и задает вопросы. В тот же день нас сразу прикрепляют к четвертой бригаде, где мы будем находится до конца карантина. Ограничения тоже есть: мы не можем пока выходить за пределы огороженной территории, но внутри нее мы можем передвигаться свободно. Четвертая бригада – это такой курс молодого бойца для поселенцев, через нее проходят все. Это бригада разнорабочих. В первый день нам дают задание по расчистке снега. Здесь северный Урал, и снега всегда много, в соседней зоне есть даже отдельная бригада, которая занимается только расчисткой. Но еще конец октября, так что снег периодически тает сам. Основной состав бригады – это ребята, которые приезжают с разных объектов и ждут либо освобождения по УДО, либо перевода на другой объект. Состав неоднородный, но дружный, работа сплачивает. Например, 20-тонную фуру с картофелем мы разгрузили менее чем за 2 часа – и это с двумя перекурами. Причем картошку надо было разгружать через весы – то есть фактически мы разгрузили не 20, а 40 тонн. Здесь никто не отлынивает, даже появляется какой-то азарт. Я вспомнил годы своего обучения в США, когда я на каникулах подрабатывал так же, разнорабочим: помню, разгружали мы фуры с большими пакетами Pedigree Pal, и там тоже был азарт – за быструю разгрузку доплачивали. Здесь другой стимул: быстрее разгрузишь – быстрее пойдешь пить чай и переоденешься в сухое, здоровье сбережешь. Надо сказать, что работа здесь его требует, хилым тут делать нечего. Мешки с картошкой весят килограмм по 35, с мукой – по 50, и, естественно, для ускорения надо переносить это одному. Из всей работы, которую я делал в четвертой бригаде, одна мне реально нравилась. Как я уже говорил, я люблю баню. Но я всегда был исключительно пользователем, а здесь появилась возможность научиться пилить и рубить дрова. Конечно, все хорошо в меру – но это и было в меру. Учитель мне попался достойный, как раз приехал из леса. Пилили мы пилой «Дружба-два», как ее здесь называют, то есть вдвоем. Затем использовали колуны. При такой работе у нас была возможность пойти в баню на первый пар. Конечно, о лесозаготовке я имел отдаленное представление: читал «Зону» Довлатова, да и все, собственно. Поэтому я поинтересовался у коллеги, какие сейчас там условия труда – я помнил, что во времена Довлатова не выдавали даже рукавиц. Напарник сказал, что выдают и рукавицы, и валенки, и с этим проблем нет. И начал подробно рассказывать. Оказывается, одна из самых страшных специальностей – шкелеровщик. В любую погоду, и в снег, и дождь, и в грязь, он крепит маленьким тросом к трактору сваленные деревья. Там очень большой травматизм, даже больше, чем у сучкорубов, которые, когда устают, рано или поздно попадают топором себе по ноге. Бытовые условия и питание нормальные, работу на лесозаготовке приближает к подвигу климат. Летом гнус-мошка и всякая другая нечисть, и никакие препараты не помогают. Зимой – крепкие морозы и сильные влажные ветры. Климат здесь суров – без дураков.
