Англия – самое классовое общество в мире, писал Оруэлл. Это и сегодня так: расчеты ОЭСР подтверждают, что в Британии и других европейских странах жизненная траектория детей не очень отличается от родительской, как с точки зрения доходов, так и по уровню образования. Яблоко недалеко от яблони падает и в США – где, как раньше считалось, реализуются американские мечты, поднимаются социальные лифты и процветает мобильность. ОЭСР опубликовала главу из своего будущего доклада о препятствиях к восстановлению и росту экономики: одной из главных проблем многих стран организация считает низкую межпоколенческую мобильность, или иначе – классовое расслоение общества. В Британии, Италии и США доходы детей примерно на 50% зависят от отцовских, тогда как в Дании, Норвегии и Австрии – меньше чем на 20%.
Не меняется из поколения в поколение и уровень образования. В Штатах и Франции уровень знаний, продемонстрированный в школе, на две трети определяется учебными успехами отца, в Британии, Греции, Португалии – более чем наполовину. Меньше всего школьные достижения человека зависят от учебы родителей в скандинавских странах и в Южной Корее. Классовая «премия» за образованность также заметно выше в таких странах, как Португалия, Британия и Испания. Там мужчины, чьи родители имели высшее образование, зарабатывают наполовину больше, в скандинавских странах – только на 20–30% больше (у женщин разница в большинстве стран меньше, особенно в Британии). Это и прямое влияние родителей, которые внушают детям определенную этику и потребность учиться, но по большей части эффект косвенный (образованные – и обеспеченные – родители имеют возможность выбирать более качественные школы, и т.д.). Премия за образование к тому же и растет в странах, где в целом выше неравенство: Португалия, США, Италия. В Британии, например, традиционная классовая структура и водораздел между элитарным и массовым образованием соединяются с растущим уровнем неравенства. Как сообщает опубликованное в конце января исследование «Анатомия экономического неравенства в Великобритании», к 2007 г. страна вернулась во времена Оруэлла: 10% самых состоятельных граждан в 100 раз богаче 10% самых бедных – таких показателей не было со времен Второй мировой. Наоборот, там, где общество более равное – в Скандинавии и, например, во Франции, – премия за образование сокращается. Штаты не так сильно отличаются в плане мобильности от Европы, говорит
У нас таких исследований нет. И наши исследования в полном объеме на те же вопросы ответить не могут. Какова у нас связь между образованием родителей и образованием следующего поколения? У нас ярко выраженная такая связь существует, но она сложнее, чем можно себе представить, у нас, как и в большинстве стран западного мира, растет доля детей, которые живут не с биологическими родителями. Поэтому в конечном итоге такой социальный лифт формируется не путем биологического родства, а в зависимости от того, кто воспитывает этих детей.
Поэтому с долей условности можно сказать, что влияет образование старших взрослых членов семьи. Когда мы получили регрессию по родителям, она была менее выражена, чем регрессия по старшим членам семьи. Причем чем выше образование старших членов семьи, тем не только выше вероятность поступления детей, но и вероятность того, что они закончат высшее учебное заведение. Это большая разница.
Второе – самая главная проблема России по сравнению со странами ОЭСР: они ведь просто берут и измеряют заработки. Мы тоже, конечно, можем это измерить, но тут начинается полная чехарда: надо учитывать драматические изменения в доходах населения, которые были в 1990-х годах. Ведь эти тенденции хорошо учитывать на эволюционно растущих трендах. А у нас были скачкообразные ситуации и изменение всей социальной структуры. Сюда входит и 1998 год в том числе. Мы наблюдали за этим процессом с начала 1991 года. И уже в самом начале 1990-х эта связь [между доходами поколений] начинает распадаться. Драматически падали доходы, заработная плата. Тем не менее, такой связи очевидной – нет.
Но была другая связь – которая сохраняется и сейчас: на получение детьми образования и их дальнейший успех, в том числе на рынке труда, у нас влияют не столько доходы родителей, сколько социальные связи семьи. Связь между включенностью в социальные сети и успехом детей у нас выше, чем связь по доходам. И это нас отличает от стран Запада. В этом есть и хорошая, и плохая стороны. Хорошая – в том, что определенные социальные лифты работают и даже вне зависимости от уровня доходов семьи люди имеют доступ к системе высшего образования.
Плохая – в том, что мы не знаем качества этого образования. Возможно, часто идет речь о получении диплома в педагогическом, сельскохозяйственном вузе, диплом который дает формальный статус. Но дает ли он реальный статус, повышающий конкурентоспособность на рынке труда – это большой вопрос. Для этого надо проводить систематические исследования, которые не проводятся. Единственное исследование – это наше обследование «Родители и дети, мужчины и женщины». Мы сейчас пытаемся провести третью волну, где мы попробуем выяснить: те, кто поступали или учились три года назад – закончили ли они высшее образование.
Многие говорят, что в Америке более высокая социальная мобильность. Но мы должны понимать, что речь идет о значительном влиянии миграционных процессов, что мигранты, которые прибывают в США, они не успевают продвинуться, а вот их дети успевают. Это ситуация очень низкого старта. В Америке общество сильно сегрегировано, и если бы мы взяли коренное белое население, мы бы увидели такую же ситуацию, как в Европе. Эта быстрая социальная мобильность касается класса ниже среднего и бедных, и эта миграционная волна постоянно работает, люди из бедных стран соглашаются на низкие стартовые позиции, зато их дети более имеют высокие шансы.
Но все равно, в целом, американское общество более социально мобильно. В основе этого лежит неолиберальная доктрина США. Они не оказывают существенных социальных услуг и программ населению, кроме одной: всемерно поддерживают систему образования. Государство уверено, что его главная задача – дать людям образование, остальное они сделают сами. Этим США добиваются высокой социальной мобильности. Европа демонстрирует иные модели, но главное – это консервативное и изначально более высокообразованное и стабильное общество. Когда кто-то выходит на высокие характеристики, там и темпа прироста тяжело добиться.
У нас ситуация уникальная: общество претерпело гораздо более мощные реструктуризационные процессы, и чем США, и чем Европа. У нас довольно много людей с хорошим образованием, которые не сумели найти места под солнцем. Для нас «образованные» и «успешные» – это не одни и те же люди. И наоборот – есть довольно большая социальная группа, добившаяся экономического успеха, не обладающая высшим образованием. Мы делали обследование в 2000 и 2007 годах, которое показало, что никаких коренных в этом плане изменений за семь лет роста – которого никогда больше не будет, – не произошло. Казалось бы, все эти характеристики должны были бы свестись воедино: те, у кого есть доступ к нематериальным ресурсам, должны были бы получить доступ к материальным. Ничего этого не произошло. Успешно войти на рынок труда и в тот сегмент, который дает доступ к высоким заработкам, может по-прежнему не более 20% населения. Даже несмотря на то, что доля людей с высшим образованием росла быстро.
У нас не работает система непрерывного образования: не более 3% населения имеет дополнительное образование. И это главная причина, по которой у нас не работает социальная мобильность: у нас по-прежнему нормой является одно высшее образование на всю жизнь. Вот почему при относительно высоком уровне образования мы не можем говорить о высоком качестве рабочей силы. Что касается прогнозов социальной мобильности, если мы будем поддерживать архаичную структуру экономики – нет никаких оснований полагать, что что-то изменится.
директор «Независимого института социальной политики» Татьяна Малева. Американское общество сильно сегрегированно, и мобильность (в том числе межпоколенческую) обеспечивают прежде всего мигранты. А «коренное» население немногим отличается от европейцев: образованного, устойчивого, консервативного общества. В России же, по словам Малевой, ситуация другая: успехи детей не очень сильно связаны с доходами семьи, но значительно сильнее – с социальными связями. То есть, с одной стороны, социальные лифты работают, но с другой – работают на основе связей, а не навыков, качеств и умений. Поэтому и значение высшего образования для заработков у нас постепенно падает. Но обстоятельных исследований социальной мобильности поколений в России не проводилось. Ученые из США Тед Гербер и Майкл Хаут выяснили, что к 2000 г. она в целом сократилась по сравнению с 1970-ми и 1980-ми примерно на 20%. Сказались и застойные годы, и потрясения 1990-х (которые и мешают сравнивать нашу жизнь до и после). Исследователи из Института социологииРАН и Шанхайского университета в 2009 г. провели анализ мобильности в Петербурге и Шанхае. Они рассчитали, что неравенство доходов петербуржцев лишь на 1,5% объясняется их местом происхождения и на 3% – профессиональным статусом родителей (в Шанхае – на 9% и 6% соответственно). Но зато сам профессиональный статус, говорит
Мы сравнивали социальную мобильность в рамках проекта Института социологии РАН и Института социологии Шанхайского университета. Мы сравнивали Петербург и Шанхай и изучали, какие факторы объясняют неравенство доходов в этих двух мегаполисов. Мы получили, что в Петербурге доля неравенства доходов, объясняемая социальным статусом и его происхождением, составляет около 2%, то есть мы можем говорить о том, что личный доход работающего петербуржца никак не связан с его происхождением и профессиональным статусом его родителей. В Шанхае эта величина больше – около 7%.
Что касается образования, в Петербурге около 41% имеет высшее образование. Соответственно, масштабы мобильности между поколениями в Петербурге (если сравнить с Шанхаем) гораздо меньше: там некуда расти. Людей в Петербурге, чей уровень образования выше, чем у родителей, существенно меньше, чем в Шанхае, – но это связано с более низким стартом в Шанхае. Но даже на общероссийской выборке видно: примерно с поколения 1980-х годов в России наблюдается рост нисходящей мобильности (то есть падение социального или образовательного уровня по сравнению с родителями).
Возможно, это тоже связано с общим насыщением, повышением образовательного уровня населения. Это может быть связано с теми трансформационными процессами, которые мы переживали в 90-х годах. Если посмотреть госкомстатовские данные за период начала 90-х годов, то видно, что доля получающих высшее образование до середины 90-х годов понижается по сравнению с 80-ми. Но даже если мы этот фактор учтем, то, несмотря на все исторические потрясения, в Шанхае мы все время наблюдаем восходящую мобильность. В отличие от России: в поколении 90-х годов видно, как восходящая мобильность понижается, нисходящая растет. Такое впечатление, что некая кристаллическая решетка российского общества – более жесткая по отношению к человеку, чем в Китае.
Что касается интенсивности переходов из одной социальной группы в другую, то у нас ровно такая же ситуация, как в Шанхае. Те, кто работает менеджером сейчас, их главные кормильцы имели ровно такой же статус – работников высшего звена управления. Правда, никто в России не наследует статус предпринимателя, система передачи этого статуса не сложилась пока. Напротив, 40% профессионалов (специалистов с высшим образованием) наследовали статус своих родителей.
Юлия Епихина из ИС РАН, наследуется в значительном числе случаев: у 40% «профессионалов» (специалистов с высшим образованием) и главные кормильцы имели такой статус. Передается по наследству даже статус руководителя. Но «врожденное неравенство», говорится в докладе ОЭСР, зависит не только от структуры общества и культурных факторов, но и от государственной политики. Иначе говоря, правительства могут повлиять на неравенство и в этом смысле, разрушая кастовые барьеры и ослабляя давление «происхождения». Прежде всего, надо заниматься образованием, причем не просто выделять больше средств, а повышать зарплаты учителям и расширять дошкольное образование. Очевидно, чем больше дети находятся вне дома, тем меньше опыт семьи влияет на их жизненную траекторию. Еще один способ борьбы с кастовым обществом – сокращать неравенство уже в самих школах, то есть как можно дольше не делить детей по группам, классам или школам в зависимости от способностей или от места жительства. Ну и, конечно, ОЭСР предлагает в целом сокращать неравенство: использовать крутую прогрессивную шкалу подоходного налога, выделять бедным субсидии и займы на образование и т.д. Короче говоря, брать пример с Норвегии и Финляндии.
0
http://www.slon.ru/articles/262707/