В международном обществе «Мемориал» прошел круглый стол «Анархисты в России: история и современность», посвященный проблемам современного анархического движения в России. Slon публикует фрагменты выступлений Александра Шубина и Петра Рябова в рамках этого круглого стола.

Александр Шубин, доктор исторических наук, руководитель Центра истории России, Украины и Белоруссии Института всеобщей истории РАН, профессор РГГУ, член совета «Левого фронта»

В этом году исполняется 25 современному анархическому движению в России. Конфедерация анархо-синдикалистов (КАС) была организацией, которая в 1889–1890 годах объединила почти всех существующих в нашей стране анархистов. Мы пытались их посчитать, получилось около 800 человек – не самое массовое движение, но, как сказал недавно один ученый, для фермента больших объемов не требуется. Это движение было тогда почти всем известно и влияло на ход общественных процессов примерно так, как сегодня влияет «Левый фронт» – немногочисленная, но буйная организация. Затем происходит стремительное размножение делением с падением членства всех организаций. У сегодняшних анархистов, которых я встречаю на многих манифестациях, преемственность состава невелика и идейная преемственность тоже не очень сильная. Почему так получилось – предмет для отдельного разговора, но интересно посмотреть на то, как возникла КАС. Это некая матрица, которую в чем-то обречены воспроизводить новые воины общественного движения, которые считаются анархистами или чем-то на них похожи.

Я сосредоточусь на двух тенденциях. Я бы назвал их: общественный социализм – с одной стороны, и субкультурный анархизм – с другой. Важно, что когда возникали обе тенденции, план достижения анархии в голове у создателей отсутствовал, люди могли называться не анархистами, а левыми эсерами. В чем была миссия движения? Не достичь анархии, а реализовать некий конструктивный проект, который в значительной степени проистекал из некоторой идейной традиции. Можно говорить о народнической традиции, где, однако, очень важную роль сыграл Бакунин. Бакунин как представитель народничества попал под внимание Исаева и других создателей общины КАС; он пользовался большой популярностью.

Одна из идей, которая тогда доминировала в общине, заключалась в том, что мы не должны копировать движения прошлого, потому что перед нами стоят новые проблемы, мы сами создаем какую-то адекватную современности теорию. Мы пытались принять постиндустриальные идеи, те или иные левые традиции, и поэтому очень долго не хотелось называть себя как-то определенно. Потому что казалось: как только мы начнем называться определенно, придут догматичные люди и скажут: «Анархизм – это совсем другое. Шаг влево, шаг вправо – измена делу анархизма».

Мы недооценили другую тенденцию. В чем была ее суть? Не составлять конструктивную программу для России и мира, а жить уже сегодня, бросая вызов системе, принципам организации современного общества (тогда это было общество советское, коммунистическое, но ничего не меняется и в современных условиях). Наиболее ярким представителем этого течения я бы назвал Петра Рауша из Анархо-синдикалистской свободной ассоциации (АССА). В самой АССА тоже были разные идеи. Эта попытка жить сегодня как бы уже в анархии, создать некую субкультуру, в которой я живу уже по другим законам, – довольно благородный проект, благородное стремление, которое также имеет определенную историю в анархистской методологии и практике. Что касается самого Петра и его соратников, то им это иногда удавалось в 90-е, – хотя сам этот образ жизни меня лично не привлекал, но в некоторой культурной и даже социальной системе он был принят.

Почему этим двум тенденциям было трудно уживаться? Потому что на всех уровнях это были очень разные люди с очень разными стратегиями борьбы за будущее. Одни одевались вызывающе, другие, наоборот, приходили в аудиторию в пиджаке и гордо говорили: «Мы анархисты!» У людей выкатывались глаза из орбит: вроде нормальные ребята, нормально одеты, нормально рассуждают – как они могут быть анархистами вместе с теми, кто приходит сюда же в папахе и рваной тельняшке, таким образом бросая вызов современной системе? Это были два пути, а сошлись они потому, что и те, и те назвались анархистами.

Анархизм привлек людей обоих этих кругов, потому что это было достаточно шокирующее название, более-менее отражающее их взгляды на жизнь. Можно было иметь очень разные позиции и стратегии. Положим, ты сторонник радикальной и последовательной свободы – но тут один борется за радикальную индивидуальность и за анархо-капитализм, а другой – за анархо-коммунизм. Коммунист и капиталист – это очень разные радикалы. Тем не менее они сходились воедино, хотя и не могли долго находиться вместе. Если нарисовать спектр общественных движений, то анархизм окажется не каким-то четким направлением, например, на север, а северным полюсом. Люди более умеренных взглядов – это антиавторитарные социалисты. Их более радикальным направлением является анархизм – анархо-синдикализм, анархо-коммунизм. Радикальные демократы тоже могут называть себя анархистами, хотя и выступают за рыночные принципы и даже за частную собственность, мы знаем и такие примеры. Это крайне широкое направление. Можно было привлечь к себе внимание, акцентируя радикальность своих принципов, но потом реализация этих принципов неизбежно требовала размежевания.

Если когда-нибудь анархизм победит (я хоть и не считаю себя сейчас анархистом, но верю, что когда-нибудь он победит, если человечество вообще сохранится), то чистые анархисты, опять же, будут составлять незначительное меньшинство даже и в этом анархическом обществе. И это будут очень разные люди с очень разными стратегиями, сдвинувшимися в сторону принципов. Очень важно, чтобы, двигаясь разными путями, мы продвигали идеи, которые в далеком будущем нас объединят, – это самоорганизация, самоуправление, горизонтальные принципы организации общества, свобода личности. Если разными партизанскими тропами представители разных течений, называющих и не называющих себя анархическими, будут приближать это светлое будущее, я думаю, Бакунину будет приятно.

Петр Рябов, кандидат философских наук, доцент МПГУ, участник движения «Автономное действие»

Российскому анархизму новейшей формации около четверти века – возраст не очень большой, но и не крошечный. За этот период в движении приняли участие три поколения анархистов. Первое поколение – возникшая после перестройки Конфедерация анархо-синдикалистов – это были люди, которые в большей степени ориентировались на историю, на политические вещи, на создание организаций, были иллюзии, связанные с перестройкой, были разочарования. Второе поколение – 90-х годов, прежде всего «Хранители радуги», и тут, наоборот, сильны аполитичность, антиорганизационность, субкультурность. В двухтысячные годы после всего, что пережила Россия, самой важной организацией общественной мысли стало объединение «Автономное действие». Надо заметить сразу, что анархизм при всей своей немногочисленности очень пестр, разнообразен, есть много анархистов, не состоящих ни в каких группах и организациях, описать тенденции тут достаточно сложно.

Теперь я бы хотел перейти к вопросам об актуальности, достоинствах, недостатках, перспективах развития анархизма в современной России, о том, что ему мешает, что ему способствует. С одной стороны, проблемы, которые ставит анархизм, вечно актуальны: проблемы свободы человеческой личности, солидарности, самоорганизации, борьбы с бюрократией, эксплуатацией. Но сейчас, когда мы переживаем перманентный кризис мирового глобального капитализма, анархизм не просто какая-то полезная вещь, а в каком-то смысле сверхреалистическая идея, потому что в ситуации глобального и всеобъемлющего кризиса возможно только глобальное и ультрарадикальное решение. Анархизм предлагает комплексную радикальную критику существующего общества, и только крайне радикальный вариант может, на мой взгляд, вывести человечество из того тупика, в который оно зашло.

Что же мешает развитию анархизма в современной России? С одной стороны, мы не можем говорить об анархизме в вакууме, он всегда существует в рамках какого-то контекста. Если ставить вопрос о преемственности, то в каком-то смысле мы продолжатели Бакунина и Махно, свобода волнует наши сердца. Но ведь общество, в котором мы сейчас живем, абсолютно не такое, как было сто лет назад, во времена Бакунина, Махно и Кропоткина. Исчезла община как основа русской крестьянской жизни, социальности и солидарности, к которой можно было апеллировать. Исчезла та самая интеллигенция, которую одни ругали, а другие хвалили. Все радикальнейшим образом изменилось. Анархизм сегодня может быть только совсем иным, и ситуация для него крайне неблагоприятная в России, потому что распалось общество. Мы видим изолированных индивидов, боящихся своих соседей, ничем не связанных и не способных к солидарному действию. Это главная причина, почему анархистское движение в России остается чахлым. Оно уже больше, чем просто клуб любителей истории, но еще меньше, чем серьезная общественная сила, которая на что-то влияет и предлагает для сообщества свою повестку дня.

На мой взгляд, главная причина, которая мешает развитию анархического движения – это распад социальности. Наряду с этим – малокровие нашего общества. XX век проехался по России таким катком – с огромным выбросом энергии, великой русской революцией, последующим сталинизмом, последующими ужасами тихого капитализма 90-х годов, – что современные люди не только всего боятся, а уже не могут мечтать. А, на мой взгляд, самое важное в анархизме – уметь мечтать, быть радикальным, убегать в утопию. Без способности мечтать анархизм не может прижиться. Наконец, население крайне индокринировано идеями реализма с одной стороны и либерализма с другой – и все это также мешает развитию анархизма. Но он развивается, за четверть века кое-чего он достиг.

Есть и более конкретные проблемы, которые мешают тому, чтобы он хотя бы стал более-менее известным обществу. Это, в частности, невероятная текучка движения, связанная с его молодежным характером: нет накопления опыта, активистского ядра. Другая проблема – движение не имеет ни стратегии, ни какой-либо осмысленной теории, в основном оно зациклилось на истории. Я сам во многом историк, для меня история очень важна, но современный анархизм застрял на стадии любви к истории, он находится на ней вот уже четверть века. Когда-то было важно сказать, какими на самом деле были Бакунин и Махно, но теперь надо двигаться дальше. Необходимо развитие в области мысли, а не только в области практики.

Практики в анархизме существуют, и это хорошо. Современный анархизм, что естественно, апеллирует прежде всего к личности, потому что в ситуации распада общества все начинается с экзистенциальных мотивов, несправедливости окружающего. Личности уже не могут апеллировать к несуществующему обществу, а должны создавать его заново – через группы, через экологические, антифашистские, профсоюзные инициативы. Это дает шанс начать сначала. Но мы разучились вступать в диалог, действовать солидарно, и это большая проблема. Практики преобладают над теорией, нет какого-то общего видения картины. Современный анархизм движется от личности к общественной практике в социальной борьбе – это не недостаток, это его важная особенность. И, конечно, то, о чем упомянул Александр, – субкультурность. Это не плохо, но из этого уже пора выходить. Субкультура – это некоторое гетто, в котором анархизм пребывает, и очень важно выходить за рамки этого гетто к обществу, к его проблемным темам.

Последний мой тезис – на мой взгляд, анархизм – это не просто течение, идеология или партийная программа. Это некоторое мировоззрение, некоторая критика существующего общества. Нельзя заниматься анархизмом – можно заниматься какой-то конкретной деятельностью: профсоюзной, антифашистсткой, экологической. Что анархисты и делают. И уже можно говорить о некоторых достижениях – пусть небольшом, но прогрессе. На мой взгляд, анархизм должен собирать в фокусе некоторые критики и альтернативы всего того, что ему не нравится в существующем обществе, смотреть с позиций свободы. Это то направление, в котором он должен развиваться.