Пока российские власти сосредоточили все внимание на том, чтобы поймать руку американского Госдепа на московских митингах, хитрые американцы нанесли тяжелейший удар с другой стороны – по энергетической сверхдержавности России в Восточной Европе. Правительство Болгарии в 38-ой и последний раз отказалось от участия в одном из любимых нефтегазовых проектов Москвы – трубопроводе Бургас-Александруполис.

Построить трубопровод, который бы гнал российскую нефть в Средиземное море через Болгарию и Грецию в обход турецких проливов, задумали еще в начале 90-х г.г. За прошедшие с тех пор 20 лет лидеры всех трех участвующих в проекте государств встречались много раз и успели подписать немереное количество межправительственных соглашений, меморандумов и трехсторонних протоколов. Но реальное строительство 300-километровой трубы с пропускной способностью 35 млн тонн нефти в год так и не началось. 

Больше всего началу проекта мешали постоянные метания Болгарии. До нынешнего последнего отказа болгарский премьер Бойко Борисов уже дважды говорил о выходе страны из российского проекта: летом 2009 г. – сразу после избрания, и летом 2010 г. – без особых поводов. Но каждый раз после этих заявлений Борисов встречался с Путиным, они обменивались кинологическим опытом, и потом выяснялось, что, на самом деле, Болгария никуда не уходит. 

Трудно полагаться на последовательность болгарского правительства, поэтому даже после третьего отказа остается некоторая вероятность, что Болгария все-таки вернется назад. Но в этот раз сделать это будет уже очень трудно. Раньше болгары отговаривались тем, что подождут результатов экологической экспертизы проекта, с выполнением которой тянули два года. В ноябре исследование, наконец, завершили, постановив, что все в порядке, можно строить. Поэтому правительству пришлось отказываться прямо и без уверток.

Здесь сразу вспоминаются разговоры о том, что Болгария – «троянский конь России в ЕС», гарант энергетического доминирования русских в Восточной Европе. И вот теперь, в минуту послевыборной слабости Запад нанес ответный удар, оторвав у Москвы надежного союзника.

Переубеждать сторонников такой версии – довольно бессмысленно. Они все равно будут уверены, что Россия предлагает своим партнерам исключительно сверхвыгодные проекты и отказаться в них участвовать можно только под сильнейшим давлением Вашингтона. Но, вообще, у Болгарии и без всяких происков Запада было достаточно причин выйти из проекта.

Идея протянуть нефтепровод через курортный Бургас с самого начала была в Болгарии очень непопулярна: и у националистичных правых, и у озабоченных экологией левых. Болгарские правые много лет твердили, что стране необходимо покончить с рабской энергетической зависимостью от Москвы. А то в Болгарии русские поставляют и весь газ, и всю нефть, и даже весь атом. Теперь очередной лидер правых Бойко Борисов сможет отчитаться перед избирателями, что он спас болгарскую энергетику, по крайней мере, от роста русского влияния.

Взамен зависимости от Москвы министры не могут предложить ничего, кроме общих разговоров о повышении энергоэффективности и диверсификации поставщиков, но это уже детали. Рост популярности правых все равно обеспечен, особенно в тех районах, где должен был пройти русский нефтепровод. Жители Бургаса и соседних городов много лет устраивали многотысячные митинги, собирали подписи и писали жалобы в Софию и Брюссель, протестуя против строительства. В нескольких муниципалитетах в 2009 г. даже прошли официальные референдумы, на каждом из которых более 90% проголосовали против нефтепровода. Сейчас в этих районах народные гуляния, потому что правительство наконец услышало своих граждан. 

Очевидные политические выгоды от отказа легко перевесили довольно сомнительные экономические выгоды от участия в строительстве. Ведь никаких сверхдоходов от транзита нефтепровод Бургас-Александруполис не сгенерирует – Болгария будет получать около $35 млн в год. 

К тому же, Софии придется нести свою долю расходов на строительство. За 20 лет проектирования, точная формула, кто и за что в этом проекте платит, так и не появилась. Но если предположить, что доля Болгарии в расходах на строительство будет примерно равна ее доле в акционерном капитале совместной компании-собственника, то получится, что София должна будет потратить на нефтепровод около 250 млн евро. 

В дополнение к расходам на строительство есть еще и экологические риски. Бургас – один из главных курортов Болгарии. Одна только новость о строительстве там нефтепровода может сильно убавить количество отдыхающих, не говоря уже о последствиях возможной аварии. А туристическая индустрия приносит стране не какие-то $35 млн, а почти 3 млрд евро в год. 

Но самое главное это то, что отказ Болгарии участвовать в проекте для России даже выгоднее, чем для самой Болгарии. Нефтепровод Бургас-Александруполис числился как «стратегический проект». То есть его собирались строить не из экономической целесообразности, а просто так – чтобы было. Руководство «Транснефти» еще в 2009 г. прокололось, что у российских компаний нет столько нефти, чтобы заполнить новую стратегическую трубу. Надо привлекать нефтеэкспортеров из других стран, но непонятно на каких условиях, насколько это будет рентабельно и т.д. 

Если бы Болгария не слилась первой, то российской стороне пришлось бы или самой от всего отказываться, или, что более вероятно, оплачивать большую часть расходов на строительство, которые оцениваются в 1,1 млрд евро с перспективой неограниченного роста по ходу процесса. И потом еще что-то делать с полупустой нерентабельной трубой. 

А так вместо убытков получаются прибыли. Правительство Болгарии надеется, что партнеры добровольно согласятся на ее выход, и Софии придется оплатить только текущую задолженность на 7 млн евро. Но российская сторона добровольно соглашаться не планирует. Наоборот, хочет отсудить у болгар многомиллионную компенсацию за провал проекта. Бывший министр энергетики Болгарии Петр Димитров полагает, что размер причитающейся с его страны неустойки может достигнуть $1 млрд. А все благодаря тому, что российскому государству повезло иметь дело с партнером, который умудрился обойти его по степени неэффективности принимаемых решений.