В минувшие выходные в американский прокат вышла четвертая часть тетралогии Александра Сокурова о людях власти (первые три части – «Молох» (1999), «Телец» (2001), «Солнце» (2005)), картина «Фауст», получившая «Золотого льва» в Венеции в 2011 году. Slon побеседовал с Александром Сокуровым и узнал, что режиссер думает о современной молодежи, литературе и кинематографе и зачем делать искусство доступным для широких масс.

– Вы говорили об определяющей роли культуры: если она находится на достаточно высоком уровне, прочие отрасли человеческой деятельности неизбежно подтягиваются. В частности, в 2008 году вы сказали, что Петербург разрушается и необходимо с разрушениями бороться. Скажите, пожалуйста, удалось ли с этим что-то сделать?

– Это трудный вопрос. Минувшим летом губернатор подписал указ о запрете на снос исторических зданий, за что мы много лет боролись, и это наконец произошло. Но все равно на фоне того, что плохо, тяжело говорить о том, что хорошо.

– А почему плохо все, что плохо?

– Наша проблема – снижающийся уровень культуры населения. Многие мероприятия в городе невозможно провести, потому что реакцией на них будет вандализм и неадекватное поведение.

– А вы не находите, что молодежь, наоборот, сейчас стремится к культуре?

– Подавляющее большинство молодых людей – носители такой же примитивной культуры, как и у их родителей. К сожалению, это идет из поколения в поколение. У многих глаза и души закрыты, веки сомкнуты. Большинство людей ориентируется на идеологию потребления, а еще большее их число просто борется за выживание. Людям тяжело жить сейчас. Поэтому иногда очень трудно делать им какие-то замечания, ты ведь понимаешь, что за этим стоит. Как тяжко живут студенты, какое голодное у них бывает существование, какая низкая культура жизни в студенческих общежитиях…

– И, по вашему мнению, низкий уровень жизни в России является оправданием низкого уровня культуры?
– Во многом, к сожалению, да. Личная, физиологическая культура, духовная культура дорого стоит. Даже в моем кругу очень у многих дети не могут учиться, потому что учиться не только трудно, но и дорого. Я считаю, что статус образования как платного – это преступная ошибка правящего класса.

– Можно ли ожидать от молодежи, поставленной в условия борьбы за выживание, интереса к книгам?

– Можно, потому что в конечном счете это всегда зависит от личности. Даже в самых тяжелых условиях человек может читать, ведь ему никто не запрещает.

– А надо ли приучать молодежь к чтению? Или она сама может им заинтересоваться?

– Привлекать надо, потому что из сотни привлеченных, может быть, двое клюнут, вдруг почувствуют вкус к чтению. Даже ради двух этих человек – постараться стоит.

– Как молодому человеку, читающему, думающему, ориентироваться в большом потоке информации, который на него сейчас изливается?

– Если молодой человек читающий и думающий, он сориентируется в этом потоке. У такого человека есть какой-то вкус и энергия.

– Что может привлечь сейчас, кроме яркой картинки и навязчивой рекламы?

– Смотря кого. Картинка, реклама – это для общества потребления. А для личности… Личность, которая позиционирует себя в гуманитарном пространстве, может и будет бороться. У такой личности есть собственные убеждения и отсутствие страха перед богами общества потребления.

– В последнее время дети и родители часто оказываются духовно чуждыми друг другу. В чем же причина, на ваш взгляд?

– Причин, конечно, много. Системные изменения в общей жизни. Сейчас семье трудно бороться с ребенком. Современные люди потеряли управление детьми. Как правило, неуправляем подросток. Молодые люди стали более жестокими, и нет предела бытовому цинизму. Например, на Кавказе долгие годы молодежь сдерживали национальные традиции. Сегодня эти традиции рухнули. Кавказская молодежь мужского пола неуправляема, с нею не могут совладать ни родители, ни законы. Посмотрите, что творят в российских городах джигиты из Чечни. Все больше и больше возникает вопросов к школе – перед ней никогда не вставало такого количества проблем, как сейчас. Школа способна работать только в определенном сегменте, у нее не может быть слишком много задач и целей.

У семьи же нет сил заниматься детьми: бессильны отцы, идет деградация женского характера – женщины с удовольствием перенимают мужскую психологию, одежду, форму поведения.

– Какие ресурсы в первую очередь нужно задействовать, чтобы поднять уровень культуры? С чего начать?

– Вы очень широко сформулировали вопрос. В коротком интервью невозможно ответить… Нужна ясная политическая воля лидеров и общества.

Пока русские президенты не разберутся с ролью культуры в жизни российского общества, никаких изменений не будет.

– А если говорить о кино, что должно измениться? Может ли произойти нечто радикально новое, чтобы кино в России вышло на иной уровень?
– Самым радикальным и самым новым в кино может быть только автор, ведь все остальное в кино уже есть. Кино как особая культура в той или иной степени существует: есть имена, традиции, формы. Получат талантливые молодые люди возможность работать в кино – будет кино. Не получат – не будет кино.

– Есть ли место 3D-эффекту в интеллектуальном кино?

– Не знаю. Без всякого сомнения, каждый режиссер должен понимать, насколько это ему нужно. Пока все в режиме эксперимента. Стоимость 3D не отражает целесообразности: очень дорого, а художественный результат незаметен.

– Насколько важно смотреть фильм в кинотеатре? Или не играет никакой роли – на компьютере или в полном масштабе?

– Просмотр на электронном экране компьютера абсолютно никак не формулирует и не доносит эстетику визуального произведения. Художественный фильм обязательно надо смотреть на большом экране. Сейчас есть домашние телевизоры с огромными экранами, но и этого все равно недостаточно.

– Как вы относитесь к тому, что в интернете люди могут посмотреть все фильмы? Не обесценивает ли это работу съемочной группы?

– Я режиссер фильмов, которые смотрят люди по всему миру, и в интернете тоже. Но у меня нет никакого протеста. Если молодому человеку интересно или надо посмотреть, пусть посмотрит хотя бы таким образом. В первую очередь культура и искусство должны быть доступны. А каким образом организовать экономическую компенсацию тем, кто производит кино, – эту проблему во всем мире решить пока не могут.

– Почему серьезное кино не нужно на экране?

– Это убеждение телевизионных начальников, которые уверены, что зрители – стадо. Некоторые теленачальники называют публику стадом баранов, а другие – козлами. Но точно стадом. А стаду нужны отруби, помои.

– Как можно вызвать интерес публики к своему фильму?

– Не знаю. С каждым фильмом надо работать как-то по-особенному. Фестивали. Они существуют для кино и для того, чтобы фильмы «продвигались». Таким образом можно помочь фильму дойти до зрителя. Это самый дешевый способ рекламирования фильма. Даже голливудские фильмы приезжают в Европу рекламироваться.

– Может ли режиссер документального кино вторгаться в жизнь персонажа, как, например, Любовь Аркус сделала это в своем фильме «Антон тут рядом»?

– Это решение самого режиссера, потому что он становится слишком близким герою. Люба долго мучилась этим вопросом и совершила большой, достойный всяческой поддержки поступок. Картина великолепная.

– Снимая кино, вы в первую очередь думаете о том, чтобы реализовать замысел, или о том, как будет принята новая работа?

– Работая над фильмом, мы думаем только о фильме.

– Вы по образованию историк. Случается ли, что историк и режиссер вступают в противоборство в процессе работы над картиной?

– Конечно. И главное противоречие в том, что история – это тот же вымысел, что и художественное произведение. Ни одна историческая ситуация не описана объективно.

А вообще, историческое образование как режиссеру мне мешает.

– И последний вопрос: вы тяготеете к японской культуре. Вы чувствуете себя японцем в России?

– А как бы вы ответили на этот вопрос?