В середине ноября в библиотеке «Проспект» Дмитрий Лисицин, координатор общественного движения «Архнадзор», прочитал лекцию «Защита культурного наследия в Москве». Какие практические шаги может и должен предпринять неравнодушный гражданин, чтобы спасти незаконно определенное под снос здание? Slon приводит сокращенный вариант выступления эксперта.
В рамках нашей беседы стоит поговорить о том, что может и чего не может гражданин в защите культурного наследия. Для чего нужно защищать памятники и как обосновать свое желание это делать? Понятно, что мы можем придумать множество культурно-философских обоснований, но начать лучше с того, что охранять культурное наследие – наша конституционная обязанность. Согласно пункту 3 44-й статьи Конституции, «каждый обязан заботиться о сохранении исторического и культурного наследия, беречь памятники истории и культуры». А реализуется право на наследие посредством федерального закона № 73 «О культурном наследии народов России».
Итак, деятельность по сохранению памятников является по сути правозащитной. Это аргумент, обычно не принимаемый в расчет нашими оппонентами, если полемика уже идет. Сторона оппонентов часто представляет действительность так, что получается, будто сумасшедшие люди бьются за какие-то ветхие домики. На самом деле мы не только защищаем домики и защищаем не просто домики сами по себе, мы реализуем нашу конституционную обязанность.
Точно так же может заявить, например, настоятель старинного храма, который решил что-нибудь у себя переделать и говорит: «Извините, этот храм перестраивался в XVI, XVII, XVIII веках, почему я не могу его перестроить в XXI?» |
А не может он этого сделать ровно потому, что мы живем в XXI веке, а не XVII. В XVII веке много чего было. Ведьм на костре сжигали.
Охрану памятников можно назвать одним из эмансипационных трендов. То есть помимо различных видов прав было эмансипировано в том числе и право на наследие. Причем произошло это довольно рано, еще в середине XIX века. Прошло больше ста пятидесяти лет с этого момента, и говорить сегодня, что «все перестраивалось, давайте не будем драматизировать», – все равно что призывать лишить женщин права голоса на выборах.
Я ни разу не употребил каких-либо культурно-исторических понятий, потому что когда ты начинаешь говорить на эту тему как историк, исследователь культуры или философ, немедленно превращаешься в глашатая своей партии. Иное мнение вам может высказать, например, городской планировщик, который скажет, что старые домики – это прекрасно, но они неудобны для автомобильного транспорта, или что в них расходуется больше энергии. Тем самым мы вступаем в поле дискуссии, и она тоже, безусловно, важна для сохранения наследия. Но лично для меня наследие – это в первую очередь права.
Сейчас мы в основном ведем речь об архитектуре, но я не использую термин «памятник архитектуры», потому что на практике в настоящий момент его не существует: в законе есть понятие «объект культурного наследия». Совершенно необязательно, чтобы дом, обладающий этим статусом, был шедевром с точки зрения архитектуры. Существуют самые разные виды трансляции памяти. Дом может нести в себе какую-то историю. Например, «расстрельный дом» в Москве или так называемые толстовские адреса. Существует также понятие гения места, взять хотя бы ситуацию с дачей Муромцева – классический пример. Это действительно была деревянная советская постройка 1960-х годов. Но на месте этого здания жил Муромцев, соавтор первой нашей конституции, а в самом бараке – Ерофеев, там он написал эссе «Василий Розанов глазами эксцентрика». Когда приезжает бульдозер, с помощью милиции людей скидывают с дома и жгут его, становится ясно, что частью публики понятие «мемориальная ценность» не постигается.
Как действовать эффективно
Теперь мы возвращаемся к памятникам. У нас в стране они обладают разными статусами: это объекты культурного наследия федерального, регионального и местного значения. В Москве есть еще категория «ценный градоформирующий объект», так называемый ЦГФО. На ЦГФО распространяется режим, при котором охраняется только фасад, остальное можно уничтожать.
Поэтому, если мы переходим к пункту «что может сделать конкретный человек», то вся работа начинается именно со статуса. Для того чтобы домик не снесли, он должен обладать охранным статусом. Если же приехал бульдозер и нет никаких бумаг, это значит, с домом никто не работал, и на нас есть доля вины. Раньше в Москве человек мог написать заявку на здание по форме Мосгорнаследия. Эта заявка принималась органами охраны, и дом приобретал статус «заявленного объекта». Люди этим активно пользовались, и таких «заявленных объектов» было несколько тысяч. Почти все они, к сожалению, так и висят в этом статусе.
Когда на улице Бахрушина экскаватором сносили послепожарный домик первой трети XIX века, мы пытались аргументировать невозможность его уничтожения тем, что на него была подана заявка. Это было в середине июля 2010 года, а уже 3 августа вышло постановление, что заявки в Москве отменяются.
В общем, сейчас этого право у нас нет, что породило две ситуации. С одной стороны, существуют федеральный и региональный статусы, а в Москве помимо этого есть еще выявленный и заявленный. Выявленный – это заявленный, по которому принято решение, и он должен стать либо федеральным, либо региональным. Объект как бы спит в ожидании придания ему статуса. Соответственно, все домики с выявленным и заявленным статусом приравнивались к объектам культурного наследия. Но на настоящий момент московское охранное ведомство заявленные объекты памятниками считать не хочет. Поэтому, когда пишешь им письма, от них приходит ответ: чтобы объект стал памятником, нужна экспертиза. Это второе следствие вышеозначенного решения, и теперь чтобы дом получил охранный статус, необходимо так называемое ГИКЭ – государственная историко-культурная экспертиза, ее выполняют аккредитованные эксперты. Есть список лиц, имеющих право делать ГИКЭ на дом. Чтобы поставить дом на охрану, нужно провести экспертизу, отдать ее результаты, а дальше департамент культурного наследия принимает их или не принимает. Если мы говорим о гражданской инициативе, то постановке здания на охрану можно способствовать таким образом: организоваться и привлечь экспертов. Среди них есть добрые люди, которые могут сделать экспертизу за рубль, если действительно считают, что здание нужно спасти.
Как мы понимаем, возможности резко сократились, потому что экспертиза занимает месяц, требует много натурных исследований и подробных фотографий. Это освобождает чиновников от ответственности, если экскаватор уже приехал.
Когда Московская соборная мечеть только готовилась к сносу, мы один раз попробовали параллельный путь и написали рекомендацию на нее в Минкульт, но это тоже не сработало. Сейчас подобная ситуация происходит у наших коллег – подмосковных активистов. В Ильинском существует аллея, которую высадил граф Остерман-Толстой в честь Бородинской битвы. Там растут очень старые липы, их сейчас рубят ради расширения Ильинского шоссе. Необходимо провести экспертизу, и это делается. Но аллею-то будут рубить, аргументируя тем, что «аллея – не памятник».
Похожая история была в Питере – со сносом пакгауза Варшавского вокзала, когда активисты сдали экспертизу в местный орган охраны памятников. Во время сноса зданий они ходили и кричали, что написана экспертиза. Но в данном случае силы, которые уничтожали, были в своем праве, так как только принятая экспертиза обладает последующей силой действия, а чтобы ее принять, нужно время. За это время можно что-нибудь разломать, что, собственно говоря, и сделали.
Видя строительный забор возле исторического здания, мы в первую очередь должны задать себе вопрос, является здание памятником или нет. Для этого мы идем на сайт Мосгорнаследия, где вывешен реестр, там можно это проверить. Но наличие статуса – это не единственное основание для защиты здания. Отсюда – второй вопрос: проходило ли здание «сносную комиссию»? Решение о сносе всех зданий, находящихся в пределах Камер-Коллежского вала (город в границах начала XX века), должно приниматься специальной комиссией. Раньше она называлась Комиссией по сохранению исторических зданий, но мы ее как называли, так и продолжаем называть «сносной». Сегодня официально это Комиссия при правительстве Москвы по рассмотрению вопросов осуществления градостроительной деятельности в границах достопримечательных мест и зон охраны объектов культурного наследия. Если здание комиссию не проходило, значит, снос незаконный.
Следующая фаза – привлечение внимания. Вся эта деятельность, безусловно, требует от человека определенных навыков, но в этом и есть смысл активизма. Для того чтобы добиваться каких-то результатов, надо действовать эффективно.
Если приехал бульдозер
Что делать, если мы дошли до той точки, когда у дома есть статус или существуют основания его не сносить, медиакампания проведена, но здание все равно продолжают ломать? История с домом Стройбюро в Королеве – свежий пример такого типа конфликта. Его очень хотели снести, но эксперты отказались выдавать заключения, которые позволили бы это сделать. И тогда другая сторона начала совершать следующие шаги: в доме неожиданно, в течение нескольких дней, происходит девять (!) пожаров, и пожарные – чтобы потушить здание – начинают его сносить. Это очень грубый вид действия со стороны властей и девелоперов, направленный на то, чтобы обойти статус дома. В такой момент возникает очень важный вопрос: чем, собственно, ты будешь заниматься, когда объект, в который ты вложил время и душу, незаконно уничтожают?
Лечь под бульдозер – очень опасная операция, потому что, во-первых, он может тебя переехать, а во-вторых, может получиться так, что дом снесли, а тебя посадили в тюрьму. |
Наша позиция состоит в том, что никогда нельзя сознательно нарушать закон, потому что любой факт подобного поведения немедленно вызывает оппонентов на симметричную или более жесткую реакцию. Для нас это правило, которое, к сожалению, не везде соблюдается. Проблема в том, что когда люди, пришедшие защищать дом, начинают драться с охраной и воевать с полицией, тем самым они дают другой стороне все аргументы для того, чтобы назвать их сумасшедшими. И по большому счету это все приводит к обратному результату. Главное – прийти и показать, что ты против.
Я хотел бы добавить еще пару слов о разнице между государством и общественностью. Градозащитные организации часто обвиняются в том, что они «сами не реставрируют свои домики». Надо понимать, что власть и общественность – это две совершенно разные системы с различными функциями. Можно, конечно, построить один храм или собрать деньги на одно здание. Москвичи, например, при нашей поддержке отреставрировали две вывески. Но собрать деньги даже на одну вывеску – это время и хлопоты. Вы представьте – отреставрировать целый комплекс зданий! Это сегодня невозможно, таких ресурсов у общественности просто нет. В данном случае происходит подмена понятий, потому что культурное наследие – всеобщее достояние, и его охраной должно заниматься государство.
У государства существует определенный круг задач, в том числе – обеспечить законность и нормальное функционирование федерального закона № 73. У него есть бюджет, штат и долгосрочное планирование. Чтобы изменить ситуацию, мы должны понять логику действия системы и в ней произвести какие-то действия. Поэтому надо понимать, что никакая общественность никогда в деле защиты памятников не может исключать государство. Общественник не спорит с девелопером напрямую, он спорит о правах, которые в данном случае нарушены. Думать о том, что одно может заменить другое, и о том, что все чиновники плохие, означает сильно упрощать ситуацию.
Общественность – это люди, занимающиеся коррекцией действий государства, нещадно критикующие его в те моменты, когда оно сворачивает свою деятельность по обеспечению законности или само выступает в качестве нарушителя. Если государство делает что-то правильно, общественность может его точно так же и похвалить. Но заменить друг друга они не могут.
Post dictum. Вопрос о том, стоит ли останавливать бульдозер, как таковой не является дискуссионным. Без противодействия он свою миссию исполнит. Но ложиться ли под бульдозер лично вам или нет – это только ваш выбор. Такой поступок нельзя навязывать. Рассказывая людям о том, как можно защитить объект культурного наследия, нечестно рекомендовать это.
