В 1971 году президент США Ричард Никсон подписал National Cancer Act, что в США стало началом так называемой войны с раком – целенаправленных исследований природы онкологии и попыток найти наконец эффективное средство от рака. Прошло 40 лет и что изменилось? Некоторые говорят, что война проиграна, так как, хотя мы лучше понимаем природу болезни, хорошие лекарства без побочных эффектов так и не найдены. Более того, теперь ясно, что рак – это не одна болезнь, а более 200 возможных ее разновидностей, которые и лечить надо по-разному. Это предполагает поиск лекарства сразу во многих направлениях, что еще больше усложняет задачу.
Сколько стоит лекарство от рака и кто за него платит
В США разработка одного эффективного препарата от рака стоит порядка 200 миллионов долларов и занимает 10 лет. Шансы на то, что разработка увенчается успехом, – порядка 5%. Даже при том, что хорошее лекарство приносит разработчикам миллиарды долларов ежегодно, такая инвестиция будет по вкусу только очень любящим риск инвесторам. А остались ли такие после финансового кризиса 2008–2009 годов?
Неудивительно, что частный сектор не особо стремится вкладываться в биотехнологические и биомедицинские исследования онкологии. Венчурным капиталистам, которые любят отбивать вложенные средства за 3–5 лет, не подходят сроки окупаемости проектов; фондам взаимных инвестиций – низкая ликвидность активов (патентов, лицензий, роялти от реализации лекарств и пр.).
Что-то, конечно, исследователям перепадает: как правило, от благотворительных организаций (вроде Cancer Research UK в Великобритании), спонсирующих исследования на ранней стадии разработки лекарств, и от некоторых фонд-менеджеров (например, Royalty Pharma, DRI Capital и HealthCare Royalty Partners в Северной Америке), финансирующих клинические испытания на поздней стадии разработки. Однако этап от появления первой версии лекарства в лаборатории и до его окончательного лицензирования для тестирования на людях известен как «долина смерти» (valley of death) ввиду разрывов в финансировании. Бремя рискового инвестора здесь несет, как правило, государство.
Однако, даже несмотря на то, что бюджет на научные исследования и разработки (R&D) в фармацевтической отрасли в США увеличился в последние годы почти вдвое – с $68 миллиардов в 2002 году до $127 миллиардов в 2010 году – эффект был невелик: заметных новых эффективных лекарственных средств от рака не появилось. Причины – все та же низкая вероятность успеха отдельных проектов и множественность направлений, в которых надо вести поиск.
Новая бизнес-модель
Очевидно, что бизнес-модель, которая долгое время использовалась для привлечения средств в R&D в биотехнологии и молекулярной биологии, плоха. Чтобы не проиграть «войну с раком», человечеству необходимы массовые инвестиции в исследования, в том числе в разработки, находящиеся в «долине смерти». Но где взять деньги?
В октябре прошлого года Эндрю Ло, профессор и директор лаборатории финансовой инженерии в Массачусетском технологическом институте (MIT), и его соавторы предложили способ не только эффективно профинансировать «долину смерти», но и, возможно, помочь человечеству найти панацею от рака в течение ближайших 20 лет. Способ называется... секьюритизация.
Как «поднять» $30 млрд?
Если разработка одного препарата стоит около $200 миллионов, занимает 10 лет и шансы на успех составляют порядка 5%, то проект для потенциального инвестора далеко не привлекателен. Однако, если свести в единый пул 150 таких проектов, то шансы на успех хотя бы одного из проектов становятся почти стопроцентными. При миллиардной выручке от продажи успешного препарата впоследствии подобная инвестиция себя должна окупить. Вопрос, разумеется, в том, как «поднять» $30 миллиардов для такого мегафонда.
Такой фонд напоминает механизм облигаций залогового займа (CDO). Как известно, CDO снижают риск инвестиций путем создания диверсифицированных долговых портфелей. Приобретение первоначального долга, входящего в портфель, – ипотечных и автокредитов различной длительности, долгов по кредитным картам, и т.д., и т.п. – осуществляется за счет выпуска траншей новых облигаций, которые отличаются по показателям риск-доходность, и нацелены на различные группы инвесторов. Весь этот процесс, упаковка первоначальных активов разной природы и масти в бонды различной степени «вкусности», и называется секьюритизацией.
Банки, выпускающие CDO, могут привлекать капитал из самых различных сегментов рынка: от консервативных инвесторов вроде пенсионных фондов, стремящихся к относительно небольшой, но стабильной доходности на протяжении длительного периода, до альтернативных хедж-фондов, играющих в «казино-банкинг», и частных инвесторов на адреналиновой игле, ищущих возможности быстро срубить солидный куш.
Вот именно этот механизм секьюритизации и должен помочь привлечь деньги в мегафонд, который будет инвестировать в проекты разработки противораковых препаратов, находящихся на разных стадиях процесса – от лабораторных до клинических тестов.
«Облигации, обеспеченные исследованиями»
Эндрю Ло предлагает финансировать мегафонд за счет создания и продажи «облигаций, обеспеченных исследованиями», или RBO (research based obligations). Подобно CDO эти RBO будут делиться на уровни – транши, сулящие инвесторам различные премии за риск. Например, бонды с рейтингом ААА будут нести малый риск и давать наименьшую доходность. Их можно предлагать консервативным инвесторам, обладателям «терпеливого капитала» (patient capital) – пенсионным и открытым взаимным фондам. Более рискованные и доходные бонды будут нацелены на «святую троицу» – инвестиционные банки, хедж-фонды и венчурный капитал. Кроме того, мегафонд можно финансировать и за счет выпуска и частного размещения акций. А если не будут покупать – отключим газ! Точнее, привлечем государственные гарантии и страхование через кредитные дефолтные свопы (CDS).
На основе симуляций Ло оценивает доходность мегафонда в стабильные 5–8% годовых для держателей траншей RBO и 8,9–11,4% для его потенциальных акционеров. Эти цифры, с одной стороны, в целом соответствуют средним показателям по доходности для облигаций и акций и очень отличаются от обычной «рулетки» при инвестициях в разработку медицинских препаратов, когда отдельные инвестиции могут принести миллиарды, а большинство – улетают в трубу.
С другой стороны, это означает, что реалистично привлечь «терпеливый капитал»: консервативных инвесторов вполне устроит доходность 8%. А это уже очень хорошая новость, так как рынок подобных бондов – это триллионы долларов, в отличие от рынка венчурного капитала, объем которого измеряется несколькими десятками миллиардов долларов – то есть объем всего рынка сравним с суммой, требуемой для создания мегафонда.
Déjà vu
Секьюритизация, CDO, СDS, госгарантии – «где вы теперь, кто вам целует пальцы»? Совсем недавно мы все это проходили, и нам очень не понравилось. Что, если модель, предлагаемая профессором Ло, сулит новый финансовый кризис? Чтобы успокоить сомневающихся, профессор сотоварищи в ноябре 2012 года опубликовали еще одну статью и дали более подробный ответ: что нужно предпринять, чтобы ситуация с мегафондом не вышла из-под контроля. Более того, осознавая масштабы задачи, авторы еще и определили основные препятствия на пути создания мегафонда и RBO, а также предложили ответы на целый список часто задаваемых вопросов.
Кстати, сам Ло не преследует корыстных целей и не собирается управлять мегафондом по борьбе с раком. Несколько лет назад Ло уже учредил достаточно успешную инвестиционную компанию AlphaSimplex Group, которая управляет активами на $3 млрд и приносит солидный доход. Свою цель Ло и его соавторы видят в продвижении методов финансовой инженерии и финансовых инноваций для решения самых острых проблем общества.
Алчность лучше страха
Реакция на октябрьскую статью Ло и его коллег была невероятной – она вызвала огромный интерес как со стороны ученых, так и профессионалов финансового рынка. В результате уже меньше чем через месяц, в июне, в MIT соберется конференция, где при поддержке американского National Cancer Institute ученые, представители фармацевтических компаний, инвестиционные менеджеры, венчурные капиталисты, CEO и институциональные инвесторы обсудят практические детали создания мегафонда.
Во всей затее нет ничего нереального, уверен Ло. Секьюритизация – это мощное средство для привлечения капитала, а всякое средство можно использовать как во вред, так и на пользу. Прелесть идеи в том, что схема с RBO может быть применена для создания не только «антираковых» мегафондов, но и фондов, инвестирующих в исследования по изменению климата, альтернативные источники энергии... в общем, нужно только пошевелить извилинами!
«Война с раком», придуманная во времена Никсона, – аллегория хорошая. Однако, любая война – это прежде всего страх. Страх, как эмоция, тем не менее быстро проходит и долго не может быть двигателем успешного исследовательского начинания. Алчность – совсем другое дело. Профессор Ло предлагает бороться с бичом человечества именно с помощью этого чувства и перевести проблему в плоскость инвестиций и финансовых инноваций.
Гордон Гекко, герой Майкла Дугласа в фильме «Уолл-стрит», говаривал: «Алчность – это хорошо!» Прототип Гекко, Иван Боески – легендарный американский трейдер – в середине 1980-х как-то фигурировал на обложке журнала Time. В 2012 году Time назвал профессора Ло в числе 100 самых влиятельных людей мира. Будем надеяться, что Гордон Гекко был прав. На самом деле.