Кураев: «Поощрение гомосексуалистов возникло в РПЦ не без помощи КГБ»

Накануне Нового года из Московской духовной академии был уволен один из самых известных спикеров Русской православной церкви (РПЦ) — протодиакон Андрей Кураев. По его собственным словам, это произошло из-за записей в блоге о расследовании скандала с гомосексуалистами в правлении Казанской епархии. Скандал осложнился тем, что в последние годы РПЦ стала одним из самых агрессивных борцов за традиционные ценности в обществе. Slon встретился с Кураевым, чтобы поговорить, насколько существенна проблема гомосексуализма в церкви.

— Скандал с Казанской епархией развернулся сейчас, но мне всегда казалось, что мужские монастыри и церковь вообще еще с эпохи Средневековья считались местами, где гомосексуализм как минимум присутствует.

— Сам по себе гомосексуализм — это антропологический феномен, то есть его распространение не связано с нациями, образованием или профессией. А церковь — это модель общества.

Сколько в обществе будет блондинов — столько же будет и среди христиан. Сколько в обществе будет хромых — столько же будет и у христиан.

Так же и с гомосексуалистами: сколько их в обществе — почти такой же процент будет и среди христиан. Поэтому само по себе их наличие в церкви не должно удивлять. Но есть вполне четкие критерии отбора церковных руководителей: да, членом общины могут быть люди с такой особенностью поведения (при условии их покаянной самооценки), но среди руководителей это нетерпимо. Отсюда же возникает и другой вопрос: насколько церковная община способна делать выбор своих руководителей? Реально в нашей церкви это право у общин отнято. Даже монашеские братства не могут выбирать себе игуменов. Всюду наместники (назначенцы епископа), а не настоятели.

— А вы хотите сказать, что сейчас в РПЦ с гомосексуализмом сложилась какая-то экстраординарная ситуация, которая никогда прежде не встречалась?

— Она уникальна, во-первых, потому, что сейчас мы живем в условиях настоящей независимости церкви. Мы не можем перекладывать ответственность на чужих, на светскую власть. Она за нас ничего не решает. Церковь сейчас абсолютно самостоятельна в решении своих внутренних вопросов. Во-вторых, мы живем в условиях невероятной церковной прозрачности: один интернет чего стоит. Грех одного воняет на всю страну. В-третьих, совсем другое качество прихожан: это отнюдь не крестьяне, как было до революции. И в-четвертых, сейчас у этих гомоиерархов образовалась такая спайка, которой я нигде в истории не встречал.

— А вы даете оценку этой ситуации исходя из буквы устава церкви или из своих этических убеждений?

— Я исхожу из тех ценностей и нравственных ориентиров, которые существуют в самой церкви. Церковно-нравственное понятие «грех» и правовое понятие «преступление» порой не совпадают. Но из этого не следует, что церковь должна пересматривать свои евангельские оценки, подстраиваясь под общественную моду или даже право. Но думаю, и чисто светское сознание не сможет дать положительной оценки столь вопиющему лицемерию: эти иерархи ночью участвуют в гомосексуальных играх, а днем они же с кафедры обличают «гейропу».

— Но церковь, хотя и является консервативным институтом, все же иногда пересматривает свои взгляды на некоторые вещи. В данном вопросе это возможно?

— Никогда не говори «никогда». Под давлением властей эти гнилые гомоиерархи могут дать слабину и уже открыто предать церковный народ и церковное учение.

Но по доброй воле это вряд ли случится. К тому же эта проблема выходит за рамки внутрицерковных правил. Тут 133-я статья Уголовного кодекса (а именно — «Принуждение к сексуальным отношениям лиц, находящихся в подчинении»). Когда речь идет о семинаристе и проректоре, то такая квалификация совершенно очевидна. Даже если нет физического насилия, есть давление психологическое. Ну а в ряде случаев можно говорить о педофилии, потому что возраст послушников бывает ниже 18 лет.

— А как вообще сложилось такое положение вещей в РПЦ?

— Ситуация с поощрением гомосексуализма возникла с конца 60-х годов не без помощи КГБ. Потому что гомосексуалисты были людьми, заведомо скомпрометированными и перед церковным правом, и перед законами страны. Раз люди скомпрометированы, то они хорошо управляемы. Если же вдруг такой человек сделал не то, что ему сказали, — его легко было арестовать, причем не за проповедь христианства, а по такой статье. А потом Западу сказать, что у нас свобода веры не нарушается, а проповедник осужден по обычному уголовному делу. Это не значит, что гомосексуалисты специально засылались Комитетом в церковь. Просто спецслужбы относились к ним очень доброжелательно, подставляли свое могучее плечо для карьерного роста.

— Однако без прямого давления спецслужб у нас церковь живет уже больше 20 лет. Почему прежде такие скандалы, как с инспекцией в Казанскую епархию, не случались?

— Потому что за советское время выросла группа людей, способная к самоорганизации. За четверть века постоянных поездок по стране, в разговорах с сотнями священников я узнал много горькой информации по этому поводу. И при этом я видел, как годами копилось чувство возмущения у низового духовенства.

— Почему именно сейчас в Казань послали проверку?

— Полагаю, это была внутривидовая борьба. Один кандидат в будущие митрополиты казанские настучал на другого кандидата.

— А вы прежде писали какие-то жалобы по этому поводу?

— Нет. Потому что я знаю: это бесполезно. Система церковной самоочистки сейчас засорена. Как человек, живущий внутри аппарата, я это хорошо понимаю. Это вина и упомянутого лобби в том числе. Я не мальчик, и я видел, что происходило с людьми, пытавшимися наивно пожаловаться о чем-то патриарху.

— Он в курсе происходящего?

— Если я скажу, что патриарх не в курсе, то упрекну его в неполном служебном соответствии. Почему за это не брался, я тоже не могу сказать. Спросите его пресс-службу. Хотите, телефончик дам?

— Недавно вы опубликовали свидетельства о гомосексуализме епископа Никодима Ротова…

— Хочу уточнить, что то письмо нельзя в полной мере назвать свидетельствами автора. Автор письма ведь не сожительствовал с Никодимом. Он писал о себе: да, я живу в православной среде, да, я являюсь гомосексуалистом и у меня в окружении есть люди, вхожие к Никодиму. Остальное — это просто его предположение.

— Хорошо. Но сам Никодим сыграл известную роль с будущим патриархом Кириллом: Гундяев был его личным секретарем, затем был положен Ротовым в сан архимандрита, а после назначен им же на должность ректора Ленинградской духовной академии. Вы разве не понимали, что публикация такого письма подталкивала читателей к определенному выводу о сексуальной ориентации Кирилла?

— А еще я бы предложил вспомнить, как два года назад ваши коллеги обсуждали слух о том, что с ним в квартире сожительствует какая-то женщина, возможно, гражданская жена. Так что я бы посоветовал сразу определиться с предположениями — то ли у патриарха есть жена, то ли он, так скажем, женоненавистник!

Но если говорить серьезно, то письмо я сопроводил комментариями о том, что я отлично знаю как минимум двух настоящих подвижников, которые были по-настоящему близки к Никодиму и которые стали очень достойными монахами-схимниками.

— Но зачем тогда напечатали это письмо, если еще до публикации предполагали, на какие очевидные выводы о патриархе оно может натолкнуть ваших читателей?

— По двум причинам. Во-первых, это очень интересный исторический документ. Мне нравится идея о том, что настоящая история — это история маленьких людей. И эта история не должна теряться. Я человек с историческим вкусом, это письмо у меня давно лежало. А тут как раз пошли дискуссии на казанскую тему — мои оппоненты заявили, что православный человек по определению не может быть гомосексуалистом. А я предложил им прочитать и поразмыслить на этот счет. Я рассчитывал на здравомыслие своих читателей, которые не стали бы отбрасывать с этого письма тень на нашего патриарха.

— Скажите, а как конкретно гей-лобби, по-вашему, влияет на жизнь РПЦ?

— Эти люди делают то же самое, что и обычные священники, — проводят службы, чем-то управляют. Но эта тема очень чувствуется, когда они решают какие-то кадровые вопросы. Пусть даже епископ очень старенький, у него вся сексуальная жизнь позади и он не опасен ни мальчикам, ни девочкам. Но, помимо православной идентичности, он все равно имеет еще и другую идентичность, гомосексуальную. И тут я скажу на языке Путина: госслужащий не должен иметь счетов и имущества за границей или второго гражданства, потому что у чиновника должна быть одна идентичность — российская. На Западе не должно быть авуаров, за которые тебя можно поймать и управлять через них тобой. Это вполне здравая мысль. И точно так же я считаю, что у священника не должно быть двойной идентичности, в том числе и, скажем, партийно-политической. Но если человек идентифицирует сам себя как гомосексуалист, то у него появляется вторая идентичность, которая влияет на его решения в качестве христианского пастыря и коррумпирует его. Она влияет на то, кого он возвысит.

Осознавая себя гомосексуалистом, епископ как минимум не будет внутренне осуждать других людей той же ориентации. У него есть «гей-радар», помогающий находить ему подобных. И ему психологически приятно себя окружать похожими. А окружение большого начальника — епископа — это начальники маленькие. Епископ стареет, и они постепенно забирают полномочия у слабеющего епископа. Так потихонечку эти голубки взлетают выше и выше, заполняя все небо и засирая землю.

— То есть гомосексуализм приводит к коррупции в церкви?

— Это не в смысле дачи денег, а в том смысле, что это печальным образом влияет на жизнь и развитие церковного аппарата. Вопрос назначений из-за этого решается не по талантам, а по кумовству. И мы знаем, к чему, например, клановое кумовство приводит в управлении регионами и распределении госбюджета.

— А как это повлияло на Казанский епископат?

— Это привело к тому, что нравственный авторитет Казанской епархии в Татарстане нулевой. Христиане Татарстана не видят в своем митрополите нравственного лидера. Татарстан — сложный регион, и быть русским там очень нелегко. Еще сложнее быть кряшеном — татарином по языку, но носителем православной веры. И было бы правильно, чтобы епархия таких людей защищала. Для этого церкви даже не обязательно делать какие-то громкие заявления, нужно хотя бы иметь какие-то договоренности с властями. А на какие договоренности пойдет с такой церковью власть, когда она знает, с кем разговаривает? Светской власти Татарстана идеально подходит такое скомпрометированное учреждение, которое ни на что влиять не может. Если я руководитель, зачем мне лишний ориентир, на который нужно оглядываться при принятии решений?

— Не могу не спросить про Pussy Riot. Зачем вам вообще понадобилось с ними встречаться?

— Я долго (целый час) думал, принимать мне приглашение или нет. И понял, что у меня нет ни одного евангельски обоснованного мотива для отказа. Странно было бы представить, что апостолы или Христос не пришли на какую-то беседу, когда их приглашают. Так что мои богословские знания не позволили найти мне повода отказать. К тому же я понимал, что это решение не просто частное: если бы я отказался, пресса стала бы говорить о фарисействе и жестокосердии всех церковников вообще.

— А что отталкивало?

— То, что у меня к ним вопросов не было. Я же не журналист, интервью брать не умею… Я никому не навязываюсь и ни к кому не хожу со своим чемоданом вопросов. То есть люди, которых я хотел бы просто слушать, есть, но Pussy Riot в их круг не входят. Однако разговор, я думаю, получился. Для меня всегда радостно, когда человек оказывается сложнее, чем ты о нем думал, и не укладывается в ту маску, которую он сам на себя надевал. Я думаю, что девушки за эти два года изменились — но они и сами об этом говорят. Понятно, что мы больше не увидим их с аналогичными акциями в храмах. Они собираются помогать маленьким людям — в том числе и заключенным.

— А вы чем теперь будете заниматься после увольнения?

— Скажу словами Высоцкого: «Мне вчера дали свободу». Дело не в том, что работа в академии требовала много времени. Все эти годы о многом я мог лишь молчать, о чем-то мог говорить лишь намеками. Я чувствовал себя членом команды и старался поддерживать всех остальных. Понуждал себя искать логику и правду в их действиях и словах. А теперь я стал свободным. Моя совесть снова только моя.

И конечно, мое время тоже стало просто моим. Теперь не только академия закрыта для меня. Разные епархии будут бояться приглашать меня. А значит, я перестану жить в самолетах. Но я и так налетал столько, что, будь я летчиком, уже давно был бы на пенсии. За год я, бывало, читал лекции в 110 городах мира. Так что я давно готовился к тому, что у меня когда-то должна начаться пенсия. Поэтому произошедшее увольнение я могу воспринять лишь с благодарностью.

— Ну о патриархе вы до сих пор аккуратно говорите. Но скажите, раз у вас появилось свободное время, вы сходили поклониться Дарам волхвов?

— Нет. Это подарки не мои и не мне, почему я должен их целовать? Думать надо о том, что я могу Христу подарить, а не о том, что ему подарили другие люди. Христос в сердцах людей рождается каждый день, а не только там, в далеком прошлом. Главная святыня христианина находится рядом — в алтаре каждого нашего храма стоит чаша с Телом и Кровью Христа. Так зачем кланяться золоту древних персов, если сам Христос с тобой?