Если посмотреть на то, как реагирует на события в Киеве русскоязычная диаспора Прибалтики, то легко заметить нескрываемый скепсис и ожидание больших неприятностей в будущем. Прибалтийские русские очень настороженно относятся к роли националистов в украинской политике и не слишком верят словам украинских оппозиционеров, что в принципе они не против русских, а только против режима в России.
Дело здесь совсем не в ностальгии по СССР и империи, как кажется некоторым. Устремления у русскоязычных прибалтов как раз европейские, только вот они отягощены собственным негативным опытом, который и вселяет в их сердца пессимизм. Поэтому стоит вспомнить, как проходило движение в Европу у Прибалтики и чем оно закончилось для местных национальных меньшинств, чтобы понять, какие опасности могут ждать на этом пути Украину, и не только ее.
Латвия и Украина – старт к независимости
Латвия очень хороша в качестве примера для оценки ситуации на Украине по нескольким причинам. В их истории много общего: и пакт Молотова – Риббентропа, и сотрудничество с нацистами во время Второй мировой войны, и вооруженная борьба против советской власти после. И украинцы, и латыши сыграли большую роль в успехе Октябрьской революции, а к началу перестройки в обеих странах оставалось еще достаточно людей, сохранивших навыки жизни в условиях рынка.
Латвия и Украина в последние годы СССР были развитыми индустриальными республиками. Маленькая Латвия так же, как Украина, имела свое промышленно-аграрное разделение, и тоже по языковому принципу: Рига говорила по-русски, латышского населения там было чуть больше трети. Зато в западной части Латвии одни латышские крестьяне. После получения независимости обе страны столкнулись с одной и той же проблемой: что делать с многочисленным русскоязычным меньшинством, привязанным к промышленности.
Правда, у Латвии уже был исторический опыт и обретения независимости и выдавливания достаточно крупной инородной общины. Речь идет об остзейских немцах, которые вынуждены были уехать в Германию на волне националистического подъема в 1938 году. В Риге они составляли 10% населения, причем богатейшую его часть. То есть к моменту распада СССР латышская национальная элита уже прекрасно знала, что от меньшинства, мешающего построить мононациональное государство, можно избавиться двумя способами: создать нетерпимую атмосферу, чтобы сами уехали, или ассимилировать.
Время надежд
На заре Атомоды (то есть национального латышского пробуждения, с 1988 по 1991 год) наряду с мрачной кричалкой «Чемодан – вокзал – Россия» была популярна либеральнейшая идея о строительстве независимой Латвии с «нулевым вариантом» гражданства. То есть, перефразируя Стругацких, «гражданство всем, даром, и пусть никто не уйдет обиженным».
В это было сложно не поверить. Основанный в 1988 году Народный фронт Латвии позиционировался как движение в поддержку перестройки, и он декларировал, что в независимой Латвии будут соблюдаться права нелатышей и тех, кто приехал в республику после 1940 года. Все предположения провластного Интерфронта, что это обман, за который придется расплачиваться, отметались как провокационные.
Это было странное время. Осенью 1990 года сформировались параллельные органы власти – союзные и республиканские: две прокуратуры, две структуры сил правопорядка, было даже две коммунистические партии, одна как часть КПСС, другая – наподобие европейской социал-демократии. Все это закончилось в августе 1991-го, когда после августовского путча Латвия стала независимым государством де-юре.
20 января в Риге произошли столкновения с участием ОМОНа, когда милиционеры из разных подразделений непостижимым образом сцепились в бою за здание МВД. В итоге бессмысленного боя жертв в ОМОНе не было, погиб один милиционер из здания МВД и еще семь гражданских лиц. Расследование показало, что возможно конфликт спровоцировала некая «третья сила».
Эти события еще более усилили стремления русскоязычных жителей Латвии к независимости страны. В Ригу стремились переехать многие жители Москвы и Ленинграда, это был «поезд в Европу», особенно для людей творческой и технической интеллигенции. О том, насколько велики были ожидания в среде русскоязычного населения, свидетельствуют и «отцы» латышского национального пробуждения. Один из них, Янис Диневич, в интервью в мае 2010 года отметил, что, несмотря на то что число латышей в 1991 году не превышало 50% от всех жителей Латвии, на референдуме за независимость Латвии проголосовали 73% жителей. Можно сказать, что латвийские жители, независимо от национальности, стремились к независимости, желая жить в европейской, демократической Латвии. А выпады и кричалки латышских националистов не принимались в расчет. Ну, в общем, как сейчас на Украине.
Национальное похмелье
Все изменилось осенью 1991 года, когда казалось, что вот она – долгожданная независимость вступает в свои права. 15 октября 1991 года Верховный совет Латвийской Республики принял постановление «О восстановлении прав граждан и основных условиях натурализации». Фактически был переброшен юридический мост от Латвийской Республики 30-х годов. Гражданство получили те, кто либо сам был в те времена гражданином, либо его родители или иные прямые предки.
А вот все остальные стали негражданами – людьми крайне непонятного юридического статуса. Они, чтобы стать гражданами, должны были пройти процедуру натурализации. Права неграждан ограничены: на данный момент Латвийский комитет по правам человека насчитывает около 80 различий, ограничивающих права этой категории людей. Это не только политические права, но и ограничения по работе – негражданин не может быть чиновником, полицейским, фармацевтом, нотариусом, адвокатом и т.д.
В 1991 году таких неграждан образовалось в одночасье около 700 тысяч человек, четверть населения Латвии. По сути, потенциальных избирателей партий, которые бы отстаивали интересы нелатышской части населения, просто лишили права голоса. Так появилась политически и этнически достаточно однородная Латвия.
Можно ли было как-то по-другому отсечь инородцев от процедуры голосования? Можно, но было бы больше возни. Например, можно (что и было сделано позже) ввести критерии знания государственного языка не только для занятия должностей, но и, например, для любого участия в политической жизни. Этот путь сейчас открыт для Украины.
В Латвии этих сложностей не потребовалось, неудобной части населения просто не выдали гражданство. В результате из 100 депутатов сейма, избранного в 1993 году, 88 были латышами. Русскоязычная часть общества просто поняла, что ее кинули. Стало ясно, что лозунг «Чемодан – вокзал – Россия», который до этого считался лозунгом отмороженных националистов, на самом деле является государственной программой.
Ложь во спасение
Русский человек верит не в закон, а в справедливость. Именно поэтому русское население Латвии стало выяснять, почему с ними поступают так несправедливо, почему их обманули. Слов было много, но лучше всех, честнее и логичнее высказался Андрейс Пантелеевс, один из активистов Народного фронта, который объяснил, что теоретически у латышей была возможность бороться за свою независимость с оружием в руках. И это привело бы к кровопролитию. Лучше выглядел другой путь – внедриться легальными средствами, проникнуть в существовавшие советские органы власти, а для этого нужны были голоса – ведь тогда голосовали все жители Латвии. Поэтому Народный фронт сознательно говорил, что его цель – нулевой вариант. «Да, это была сознательная ложь, которая помогла избежать человеческих жертв».
С одной стороны, стремление обойтись без кровопролития – это просто замечательно. Но, по сути, стало ясно, что как минимум четверть населения здесь вообще не нужна, от них ждут, что они уедут, либо все оставшиеся русскоязычные граждане – в том числе евреи, те же украинцы, русские, поляки – ассимилируются. Часть русскоязычного населения и выбрала этот путь, другая – стала уезжать из Латвии.
Социологи говорят о сильном всплеске миграции в Латвии после независимости: если в 1991 году число покинувших страну на 11,2 тысячи превзошло число въехавших, то в 1992-м эта разница возросла до 47,2 тысячи. Всего же Латвию покинуло более 150 тысяч русских, то есть примерно 10% от всего нелатышского населения. Уехало бы больше, но 90-е годы были не самым лучшим временем для переездов – за трехкомнатную квартиру в Юрмале давали всего $3–4 тысячи. Нужно учесть, что русскоязычное население – это, по сути, рижане, привыкшие к жизни в культурной столице республики с развитой инфраструктурой. И большинство русскоязычных выбрало немудреную стратегию терпеть и ждать – на этот раз уже помощи и заступничества Европы.
Неграждане раздора
России в 90-е годы были совершенно не нужны прибалтийские неграждане – и без них хватало проблем. Поэтому Россия всегда активно выступала за облегчение процедуры натурализации в Латвии. На проблеме неграждан активно пиарились многочисленные политики патриотического фланга. Эта тема никак не способствовала улучшению межгосударственных отношений.
Во время переговоров о вступлении в ЕС и НАТО Латвии пришлось согласиться на то, чтобы упростить процедуру натурализации. И тем не менее после вступления Латвии в ЕС в 2004 году даже европейские политики отмечали, что проблемы с русскоязычным населением остаются: и в плане натурализации, и в плане использования их родного языка. Европа была и осталась единственной надеждой для русскоязычной диаспоры. Например, активная работа русскоязычного депутата Европарламента Татьяны Жданок облегчила для неграждан передвижение по странам ЕС.
Пока Латвия выполняла домашнее задание перед вступлением в НАТО и ЕС, а затем радовалась кредитному буму в 2004–2008 годов, националистические нотки в политической симфонии подзатихли. Но когда разразился кризис 2008 года, не щадивший ни латышей, ни русскоязычных, националистические идеи вновь обрели силу и вес.
Причина проста: после 2008 года стало ясно, что никакого реального развития экономики в стране нет. Латвия потеряла почти треть населения, от 250 тысяч до полумиллиона латвийцев живут и работают за границей. Реализовался сценарий «Чемодан – вокзал – Европа». Самые активные, самые предприимчивые отправились искать счастье за море. Им на смену в Ригу стали подтягиваться люди из провинции, без знания языков, со слабым уровнем образования. В этой обстановке именно националистическая риторика – превосходный инструмент.
В отношении нелатышей в Латвии сейчас предлагается идеология «позитивного национализма». Любой может стать латышом, если воспримет единую латышскую идеологию. Всего полгода назад тогдашний министр обороны Артис Пабрикс прямо указал, что историю следует учить по одной книге, а не по многим. Взрощенные на таких книгах молодые люди вполне будут готовы ассимилироваться, и это хорошо для русских, поскольку они войдут в латышское общество, полагает депутат Европарламента Кришьянис Кариньш. Он справедливо замечает, что оттока в Россию русскоязычных почти нет, потому что жизнь в Латвии лучше. Правда, забывает, что и русские, и латыши уезжают в Европу.
Казалось бы, все хорошо – только вот выяснилось, что русская молодежь, прекрасно говоря по-латышски, все равно видит мир с позиции русской культуры, и все попытки ограничить влияние России вызывают еще больший эффект противодействия. Празднование 9 Мая превратилось в открытую демонстрацию русскоязычного общества: мы здесь, и нас много, и мы поддерживаем эту версию истории.
Складывается безнадежная ситуация, когда вместо того чтобы объединиться для достижения общих целей, общины существуют как бы параллельно. И вот уже раздаются голоса создателей Народного фронта, таких как композитор Имантс Калниньш, который говорит о том, что нужно повернуться от Европы лицом к России, а латвийские русские – это мост для возвращения.
Возвращаясь к Украине
На какие проблемы и опасности указывает история русскоязычной диаспоры Балтии? Прежде всего на то, что националистические идеи могут быть гораздо более укорененными в сознании украинских элит, нежели кажется на первый взгляд. И, получив власть, они начнут реализовывать именно этот сценарий. Эти тенденции уже существуют, о них говорят не только в России, но и в Европе. Антироссийская риторика также будет в ходу. Вполне возможно, что начнутся переговоры о вступлении в НАТО, тем более что для этого не нужно вступать в Евросоюз. Можно быть как Турция. Но это еще более усугубит отношения с Россией.
Промышленность на востоке страны еще глубже погрузится в кризис. Будет расти безработица, может начаться отток этнических русских в Россию. Эти люди будут крайне критично и консервативно настроены. На волне их недовольства пышным цветом распустится уже великорусская националистическая риторика и могут появиться антиукраинские настроения. Следует учесть, что украинских русских мигрантов будет не 220 тысяч, как в случае Латвии и Эстонии, а несколько миллионов. Так что националистический тренд на Украине никак не будет способствовать расцвету на российской почве демократических идей, а как раз наоборот – подозрительности и жажды реванша.
Однако можно попробовать заранее снизить риск расцвета националистических идей на Украине. Самой России выгодна активная пропаганда европейских ценностей в украинском обществе. Это будет самым сильным препаратом против национализма, который, как и везде, тяготеет к консервативным религиозно-этническим ценностям. Идеи толерантности, терпимости и уважения прав национальных меньшинств будут способствовать как евроинтеграции самой Украины, так и постепенной либерализации российской общественной жизни, разрушая психологию осажденной крепости.
