Лозаннское соглашение: что будет с Ираном дальше?

Итак, соглашение по ядерной программе между Ираном и шестью посредниками (Великобританией, Германией, Китаем, США, Россией и Францией) достигнуто. Оно включает пять пунктов, важнейшие из которых — ограничение программы по обогащению урана (в частности, сокращение количества центрифуг с 19 до 6 тысяч), вывоз большей части урана за рубеж, тогда как ядерные объекты страны не будут демонтированы. Также есть и пункт, согласно которому ядерная программа Ирана будет носить исключительно мирный характер. Последнее любопытно, поскольку Тегеран и ранее всегда подчеркивал именно это обстоятельство.

Министр иностранных дел Ирана Мохаммад Джавад Зариф заявил о том, что переговоры в Лозанне были «удовлетворительными» и работать над окончательным вариантом соглашения необходимо немедленно.

Конечно, слово «немедленно» можно считать ритуальным — разработку и подписание любых соглашений и так не стоит откладывать. Но все же слову «немедленно», похоже, придан особый смысл: надо спешить. Ведь в Иране есть немало противников Лозаннского соглашения, которые считают его уступкой американцам, частичной утратой Ираном его суверенитета, ослаблением его позиций в глобальной политике. И эти силы очень влиятельны. К их числу относится, например, Корпус стражей исламской революции, а также консервативно настроенное духовенство — особенно, аятоллы из священного для шиитов города Кума, которые всегда отличались своей реакционностью.

Эта публика воспринимает Лозаннское соглашение как поворот не только в иранской внешней, но и во внутренней политике. Думается, для этого у нее есть некоторые основания. Избранный в 2013 году на пост президента Хасан Рухани изначально считался сторонником либерализации режима, человеком, ориентированным на компромисс с Западом. (Кстати, в свое время Рухани внес большой вклад в развитие иранской ядерной программы.)

Соглашение с «шестеркой» не может не рассматриваться в контексте обстановки в самом Иране. По сути, оно означает успех умеренных и даже либеральных (по иранским меркам) сил, что может стать импульсом для внутриполитических перемен. Надо сказать, что надежды на них существовали и раньше, например в период президентства Мохаммада Хатами (1997–2005), однако на смену ему пришел суперрадикал Ахмадинежад, перечеркнувший расчеты на позитивную эволюцию иранской внутренней и внешней политики.

Теперь такие надежды вновь появились. Если Рухани и его команде удастся, вопреки давлению консерваторов, подписать Лозаннское соглашение, то, во-первых, это будет успех умеренных сил, которые докажут свою эффективность; во-вторых, Иран не будет более страдать от санкций, а, следовательно, его экономическое положение улучшится (правда, экспорт нефти в западном направлении может начаться только с 2016 года); в-третьих, иранская политика и идеология начнут постепенно освобождаться от революционаризма, от которого устало иранское общество. Наконец, в-четвертых, улучшит имидж Ирана в глазах его соседей по региону — от Саудовской Аравии до Израиля. Разумеется, доля недоверия сохранится еще надолго, что неизбежно после многолетнего противостояния, однако иранская «ядерная угроза» более не будет представляться столь опасной.

Одним словом, Иран будет превращаться во вменяемое государство, которому можно и нужно доверять. В чем президент Обама настойчиво и безуспешно пытается убедить израильского премьера Биньямина Нетаньяху.