Андрей Шаронов: Чиновники не понимают, что бизнесом нельзя управлять

Андрей Шаронов, ректор Московской школы управления «Сколково», рассказал Slon о том, зачем чиновникам бизнес-образование и в чем состоит самое опасное предубеждение российского общества; почему государство не может создавать малые предприятия, а также о том, почему в кризис одни корпорации увеличивают расходы на обучение и как «Сколково» компенсирует падение спроса со стороны других.

– Как дела в школе? Как проходит набор на следующий год?

– У нас набор непрерывный, поскольку обучение проходит в модульном формате. В преддверии осеннего старта мы набираем слушателей на все программы: «Практикум для директоров» и «Стартап-академии», MBA – в конце октября, две группы Executive МВА запускаются в октябре и декабре. На какие-то программы хорошие показатели набора, где-то чувствуется летний спад. Конечно, влияет и кризис, у многих сокращаются доходы, и поскольку наши программы не дешевые, это чувствуется.

– Вы не планировали пересматривать стоимость?

– Всякий товар и услуга имеют свою стоимость. Нельзя сказать, что «мерседес» дорогой, а «запорожец» дешевый. Это разные сущности и разные деньги. Мы считаем и меряем себя по ценам европейских и американских бизнес-школ, потому что у нас читают те же преподаватели, наши студенты общаются с очень интересными российскими практиками, бизнесменами.

– Если сравнивать с аналогичными школами в Индии, Китае или Бразилии, там обучение стоит заметно дешевле.

– Действительно сильных бизнес-школ в Индии немного, в Китае их чуть больше, и все же стоят они по-разному. Мы понимаем, что высокий чек является входным барьером для многих талантливых людей, поэтому мы предоставляем образовательные гранты. В прошлом сентябре четыре человека получили гранты от нашего партнера International Paper. Сейчас у нас есть договоренности и с другими российскими компаниями и предпринимателями, в частности я благодарен Давиду Якобашвили, который предоставляет гранты и готов сам отбирать слушателей на программу MBA.

– И оплачивать их обучение?

– Частично субсидировать. Грант будет составлять от 30% до 50% стоимости обучения.

– Сколько студентов в группе получат эти субсидии?

– Примерно четверть или треть группы.

– Интересно, что когда школа только запускалась, отцы-основатели говорили о том, что высокий ценовой барьер – уже проверка для студентов, и если человек не может найти денег на учебу, то и бизнесмена из него не получится. Вы отходите от той парадигмы?

– Мы не меняем наш чек из конъюнктурных соображений. Но мы можем повысить количество талантливой молодежи в школе через систему грантов. И очень важно, что люди, которые приходят на эту программу, получив грант и найдя оставшуюся часть суммы, тратят эти деньги не на яхты и отпуск, а на повышение своей квалификации.

– Да, вы говорили об этом в недавнем интервью. И тогда же вы говорили, что в российской программе Executive МВА есть специфика: значительное число крупных чиновников из правительств и министерств. Но в бизнес-школе, особенно в «Сколково», делается акцент на практике. А чиновникам запрещено заниматься бизнесом.

– И да и нет. В странах с сильной культурой бизнес-образования совсем не редкость, когда чиновники идут учиться. Особенно это свойственно для англосаксонской культуры. Многие дисциплины расширяют ваши компетенции в сферах, связанных с экономикой, с бухгалтерским учетом, с корпоративными финансами, психологией, с проектным менеджментом – знаниями, абсолютно необходимыми чиновникам.

– Да, но все академические дисциплины (финансы, экономика и т.д.) ужаты в довольно маленький объем, а остальное – именно практика, общение с практикующими бизнесменами…

– Не только бизнесменами. Люди, которые выступают у нас на программах, – это очень необычный круг. Олег Табаков, Татьяна Тарасова, Алексей Смертин, Игорь Бутман – это тоже наши приглашенные спикеры, которые рассказывают об особенностях управления в своей индустрии.

В целом я не вижу жесткого водораздела, что бизнесменам нужно, а чиновникам совершенно бесполезно. Как человек, который поработал и чиновником, и бизнесменом, могу сказать, что сам факт перемещения в разные среды обогащает вас. Дистанция очень большая. Чиновники не понимают, как их решения в вопросах регулирования бизнеса или экономики воспринимаются пользователями. И, наоборот, у бизнесменов есть предубеждение, что все чиновники идиоты и жулики, что совсем не так.

– Сколько человек планируется набрать на программы Executive MBA и сколько набрано?

– Где-то 35–40 человек, у нас три запуска Executive MBA в год.

– А какой сейчас конкурс на эти сорок мест?

– Сейчас могу сказать, что у нас пока очень небольшой объем тех, кто прошел тестирование. О количестве людей, которые подали заявки и в конце концов стали слушателями, можно будет говорить только по итогам стартов программ. К сожалению, у нас нет такого конкурса, как в Гарварде, однако в каждой группе Executive MBA мы отказываем порядка 10–15 претендентам.

Вопрос конкурса на наши программы – это не только вопрос качества бизнес-образования, а его ценности для общества. Пока еще мы находимся в младенческом возрасте по сравнению со странами, где развита эта культура. С другой стороны, в мире сейчас четко обозначился кризис бизнес-образования. Например, Стивен Шварцман, глава инвестиционной компании Blackstone Group говорит, что больше не считает, что каждый сотрудник должен иметь МВА, и видит ряд более нужных качеств, которые бы хотел видеть: лидерство, новаторство.

Андрей Шаронов

ИТАР-ТАСС / ИДР-ФОРМАТ / Александр Корольков

– Но кажется, МВА и нацелено на воспитание лидерства и новаторства?

– Во многих культурах до сих пор MBA воспринимается как образование для наемных работников, сотрудников компаний, не собственников. У нас же на программе Executive МВА до 60% группы – собственники, в то время как в среднем по миру этот показатель равен 5–10%. Причем понимая, что у нас есть в группе и чиновники, и менеджеры, мы актуализируем тему внутреннего предпринимательства. Эта идея состоит в том, что даже если вы наемный работник или чиновник, то вы должны вести себя как собственник с точки зрения отношения к компании, к бренду и доходам.

– Великолепно звучит. Если говорить про чиновников, в существующей системе власти насколько востребованы такие люди?

– Зависит от руководителя. В компании гораздо проще мотивировать менеджера, в среде чиновников это сделать гораздо тяжелее.

– Есть ли какие-то структуры, министерства или ведомства, где нужны люди с таким отношением к работе как к бизнесу?

– Я не хотел бы сейчас делить на белых и черных различные министерства. Когда я работал в Минэкономразвития, особенно с 2000 по 2003 год, когда только пришел Греф, у нас была суперповестка и суперактивность, амбициозные задачи по реформированию естественных монополий, по созданию институтов развития. Эти задачи мотивировали, все работали в условиях ненормированного рабочего дня, нам было очень интересно. Мы чувствовали, что наши решения влияют на ситуацию, что мы не просто пишем бумаги.

– Да, теперь это вспоминается как золотой век. Есть ли где-то подобные примеры в последние два-три года?

– Например, Татарстан демонстрирует интересные и выделяющиеся из общероссийского уровня результаты. Это регион, который фанатично верит в полезность образования, там чиновники постоянно чему-то учатся, в том числе на наших программах. К сожалению, главы многих других регионов считают, что сами научат кого хочешь.

– Много ли иностранцев сегодня в школе?

– Нет. Мы отказались от формата full time МВА, сейчас люди проводят неделю в месяц в школе, и, конечно, иностранцам 18 раз летать в Россию на такие модули накладно. Однако в каждой группе MBA или Executive MBA есть по одному-два студента из Западной Европы и, как правило, три-пять студентов из стран СНГ.

– Не раз говорилось, что в «Сколково» приезжают иностранцы, ориентированные на российские рынки, которые работают здесь. Теперь, когда иностранные компании закрывают свои офисы и в целом отношения с Западом усложнились, это еще актуально?