Алексей Кудрин
Strelka Institute / Alex Nedorez
Вчера вечером на площадке Института медиа, архитектуры и дизайна Strelka выступал Алексей Кудрин. Руководитель Комитета гражданских инициатив отвечал на вопросы публики, которой собралось с избытком, несмотря на дождь, и обменивался впечатлениями о российской действительности с пригласившим его бизнесменом и главой попечительного совета института Александром Мамутом.
Говорили в основном о человеческом капитале, о том, насколько важны инвестиции в «производство людей», согласно формулировке Мамута. На фоне происходящего в стране отвлеченная, неспешная, лишенная какого бы то ни было накала дискуссия смотрелась очень мило: Мамут блистал остроумием, а Кудрин предавался воспоминаниям о детстве, отрочестве и работе вице-мэром Санкт-Петербурга. Через полчаса набитое до отказа пространство «Стрелки» сделалось свободнее. Однако тем, кто остался до конца, включая корреспондента Republic, в итоге довелось услышать несколько небезынтересных высказываний бывшего министра финансов и одного из ближайших соратников Владимира Путина.
Широкими, но аккуратными мазками Алексей Кудрин сделал набросок новейшей истории российской модернизации. Точнее, истории ее провала. Прежде всего Кудрин признался (пускай и косвенно) в том, что, работая в правительстве, смотрел на будущее страны сквозь розовые очки.
«Я считал, что Россия имеет все возможности для того, чтобы научиться лучшим мировым практикам, передовому опыту других стран», — сказал отставной министр.
Алексей Кудрин, Филипп Дзядко, Александр Мамут.
Strelka Institute / Alex Nedorez
Но Россия не смогла продемонстрировать блестящих успехов в том, что Кудрин назвал «мировым соревнованием в инновациях и высоких технологиях». И это притом, что страна расходует на подобные цели до 3% ВВП. Россия находится примерно на «8–9-м месте» по объему вложений, инвестируя в новейшие разработки $40 млрд, меньше десятой части аналогичного бюджета США, или около 2,5% мировых показателей, составивших за прошлый год $1,6 трлн. Российские власти выделяют на инновации больше, чем даже Япония или Великобритания. «Удивительно, — заметил спикер, — мы, выходит, больше об этом как государство заботимся. Но все равно отстаем. В чем причина?»
Причина в том, что в успешных странах инновации финансирует главным образом бизнес. Имея в виду корпоративные вложения, вчетверо превосходящие бюджетные, все становится на свои места: Windows или iPhone — продукты предпринимательства, а не господдержки.
Несмотря на это, Кудрин в его бытность чиновником был убежден, что Россия все равно способна совершить прорыв в новую экономику. Как, скажем, Южная Корея, которая «провела модернизацию и достигла модернизационного взрыва». Но увы, сегодня эта азиатская страна опережает Россию «по всем основным показателям», включая вложения в НИОКР. А нам так и не удается выбраться из «аузановской колеи» — русла, предопределенного историей, культурой и многовековой традицией слабых институтов, о котором десять лет назад в нашумевшей лекции рассуждал экономист Александр Аузан.
К тому же российский менталитет — штука упрямая, неясно, как его менять. «Мы недооцениваем давление советского, позднесоветского прошлого [на свои мысли и поступки], — заметил Кудрин. — Нам тогда [в правительстве] казалось, что достаточно просто прописать стратегию и шаг за шагом ее исполнять. Но оказалось, что на этом пути множество проблем и рисков, отсутствие зрелых институтов, борьба за власть, за деньги, интересы, а еще нефть вносила свою лепту. В итоге мы захлебнулись в желании этого [модернизационного] рывка».
Реформы были отложены, даже их попытки. «Совсем это стало ясно, когда страну затронул международный финансовый кризис», — признал автор словосочетания «островок стабильности», которым Кудрин ошибочно считал Россию первой половины 2008 года.
Александр Мамут.
Strelka Institute / Alex Nedorez
Далее был 2011 год: «Помните, как большая группа ученых, лучших ученых, больше ста человек, писала программу "2020"? Она легла под сукно. Когда я уходил из правительства в том же году, то понял, что действующая власть отказывается, по крайней мере на какое-то время, от модернизационной стратегии».
С тех пор прошло еще четыре года, а судьба бумажного реформирования экономики, похоже, так никого ничему и не научила: «Я слышал, что правительство начинает работать над программой "2030". На первом же обсуждении встал вопрос: для кого пишем? Цели? Чей заказ? Кто пойдет на президентские выборы?» Нет ответа.
На этом месте разговор — напомню, его темой был переход от нефтяной иглы к развитию человеческого капитала — почти снова вернулся в исходное дремотное русло. Мамут, на свой манер перефразировав Аузана, говорил о «константе массовой ментальности», изменение которой, да, конечно, потребует десятилетий.
И тут кто-то из зала заметил, что одна такая константа известна всем присутствующим: Владимир Путин. Пока этот человек у власти, те, кто финансирует образовательные проекты, собственно вкладываясь в человеческий капитал в самом буквальном смысле, рискуют повторить судьбу фондов «Династия» Дмитрия Зимина или «Открытая Россия» Михаила Ходорковского. Даже иностранные гранты для развития детей вызывают возмущение у российского президента.
Но о Путине Алексей Кудрин говорить наотрез отказался, на что, впрочем, имел полное право: офтопик.
