Участники акции против передачи Исаакиевского собора РПЦ. Фото: Александр Петросян / Коммерсантъ
Петербургское стояние у Исаакиевского собора, в котором я участвовал трижды (включая «недомитинг» за Исаакий на Марсовом поле, формально называвшийся «встречей с депутатами»), производит совершенно иное впечатление, чем митинги жаркой протестной зимы 2011–2012 годов. И в этом различии четко отражаются те изменения, что произошли в России за пять лет.
Формально все вроде бы похоже. И, думаю, даже многие непосредственные участники этих событий пока не отдают себе отчет в том, что «сейчас идет другая драма». Но осознание это будет постепенно приходить. И я делюсь сегодня лишь самыми первыми наблюдениями происходящей трансформации.
Протесты той жаркой зимы шли под жесткими лозунгами. Формально мы выступали тогда за честные выборы, за то, чтобы спросить с «волшебника» Чурова, и за то, чтобы единороссы вернули прихватизированные у других голоса. Но мало кто сомневался в том, что налицо выступление против системы как таковой. И неформальные лозунги, которые можно было слышать и видеть в толпе, это четко отражали. Общество верило в возможность радикальных перемен.
Более того, в них верили лидеры протеста. Пять лет назад доминировало совершенно не подтвердившееся впоследствии представление, что если на улицы выйдет много народу, то власти должны будут пойти на демократизацию. И потому от митинга к митингу нарастало стремление вывести больше и больше людей. Если для демократизации не хватило ста тысяч, пусть будет двести. Если мало и двухсот, проведем марш миллионов.
