Граффити в Москве. Фото: Maxim Zmeyev / Reuters
Новая русская революция – лишь вопрос времени, пусть и весьма неопределенного. Эта будущая революция даст окончательный ответ на вопрос, исчезнет ли Россия вообще, потеряв свою самодержавную форму, или она все же способна преобразовать последнюю колониальную империю в русское национальное конституционное государство.
Что делает революцию великой? В конечном счете для истории ни страдания жертв, ни энтузиазм героев, ни экстаз масс не имеют никакого значения, потому что волны времени безжалостно стирают в песок все субъективное. Настоящее величие революции предопределено потенциалом тех исторических сил, которым она прокладывает дорогу, и масштабом производимых ею перемен в укладе жизни народов. Разрушение опостылевшего режима – это не цель для великой революции. Разрушение всего старого уклада жизни, создание на ее руинах новой, неведомой доселе цивилизации – вот единственно достойная миссия настоящей революции.
Русская (большевистская) революция по праву стоит в одном ряду с такими выдающимися революциями, как французская и американская, – мир после нее уже никогда не был таким, как прежде. Но в отличие от других великих революций, русская в большей степени изменила траекторию мировой истории, чем собственной. Так сбылось мрачное пророчество Петра Чаадаева, что России предначертано преподнести миру какой-то важный урок, из которого она сама не сможет извлечь выгоду.
Дмитрий Быков, выступая в клубе «Открытой России» в Лондоне, напомнил недавно об одном забытом высказывании Максима Горького о Ленине: «Владимир Ленин был человеком, который так помешал людям жить привычной для них жизнью, как никто до него не умел делать это». Похоже, Горький все-таки недооценил способность русских людей направлять жизнь в привычную для них колею. Полвека спустя, исследуя русскую революцию, Ричард Пайпс написал об уникальной устойчивости русского «самодержавного» паттерна, который неизменно воспроизводит себя снова и снова на каждом новом витке русской истории, несмотря на все революционные изменения.
Двадцать первому веку предстоит ответить на вопросы, поставленные перед Россией веком двадцатым. Дело не столько в том, что кому-то «надоел» нынешний политический режим, а в том, что русской истории, похоже, «надоела» ее собственная матрица. Избавиться от режима не так уж и сложно – он рано или поздно рухнет сам. Избавиться от самовоспроизводящейся порочной матрицы самодержавия гораздо сложнее. Самодержавная модель русского мира безвозвратно себя исчерпала, поэтому выбор у России в XXI веке невелик – небытие или поиск принципиально новых форм государственного устройства. И чем быстрее русские элиты осознают всю трагическую тяжесть этого выбора, тем больше у России будет шансов пережить этот непростой век.
