Евгений Ройзман на митинге против отмены прямых выборов мэра Екатеринбурга. Фото: Донат Сорокин / ТАСС

Евгений Ройзман на митинге против отмены прямых выборов мэра Екатеринбурга. Фото: Донат Сорокин / ТАСС

За несколько дней до екатеринбургского митинга в свою поддержку Евгений Ройзман в эфире «Дождя» допустил довольно неприятный промах – когда речь зашла о полицейских, которые для улучшения своей отчетности или рассчитывая на перспективу вымогательства подбрасывают наркотики случайным людям, Ройзман высказался в том духе, что кому попало все-таки не подбрасывают: «Невозможно подбросить наркотики человеку, который их не употребляет или с ними никак не связан». Такое высказывание даже не назовешь спорным, оно вполне бесспорное – даже если не брать в расчет общеизвестную практику подбрасывания, людоедским выглядит сам подход, допускающий ложное обвинение при условии, что обвиняемый и так чем-то нехорош. Это нечестно, незаконно, аморально, и даже полицейские чины или какие-нибудь одиозные лоялисты себе такого не позволяют; лоялистская формула звучала бы гораздо нейтральнее.

«У нас полиция ничего не подбрасывает», а «если подбрасывают, значит, есть за что» – это что-то уже запредельное, и, пожалуй, кроме Ройзмана, так никто больше и не скажет, это не расхожее место, а именно ройзмановский эксклюзив, органично встающий в один ряд и с мрачноватым опытом его «Города без наркотиков», и с другими (очень многочисленными) высказываниями Ройзмана о наркоманах и тех, кого он считает наркоманами, и даже с давней его судимостью и вообще репутацией человека, исторически связанного с «определенными кругами». Аудитория, которая должна сочувствовать Ройзману в его борьбе за выборы, то есть, если совсем грубо, либерально-интеллигентская публика больших городов, крайне чувствительна к таким вещам, и высказывание Ройзмана о подбрасывании наркотиков, конечно, услышали, а услышав – как не задуматься о том, что, может быть, такому политику действительно не место во власти, и если, чтобы его остановить, нужно отменять выборы, то, пожалуй, это тот случай, когда есть вещи поважнее демократии?