В минувший праздник четко противостояли друг другу две идеи. Естественно, все признавали значение великой победы над нацизмом, но при этом одни говорили: «Никогда больше!», а другие – «Можем повторить!» На самом деле повторить, конечно, они ничего не могут. Их бравада сродни детской игре в войнушку. Все мальчики через это проходили, но большинство повзрослело, а некоторые – нет.
Другое дело, что в праздничных спорах нашла отражение та большая дискуссия, которая и впрямь во многом определяет будущее России, но не всегда четко осознается даже самими полемистами. Это спор об особом пути страны. Спор о русской идее. Спор о том, можем ли мы повторить главное: модернизацию тех западных стран, успех которых так раздражает любителей войнушки.
Национальность Господа
Два месяца назад Владимир Путин рассказал нам о появлении новой ракеты «Сармат», но с названием ее он, конечно, сильно промахнулся. Сарматами (или, точнее, их дальними потомками) считали себя на заре Нового времени польские шляхтичи, жестко отделявшие дворянство от простого народа. Выработанная в шляхетской среде теория сарматизма представляла собой одну из первых европейских версий особого пути или, может, вернее в данном случае сказать особого призвания народа. Великой польской идеи. Сарматы стояли на страже восточных границ христианского мира (естественно, католического, поскольку православный мир был для них неправильным), спасая его от восточных варваров – татар и турок. Да в общем-то и от русских, поскольку, находясь под пятой Орды, мы не сильно от татар отличались с точки зрения западных народов.
Самое любопытное здесь то, что теория героического сарматизма возникла в эпоху, когда польское государство находилось в глубоком кризисе, терпело поражения от шведов (так называемый «Потоп»), теряло украинские земли, да и в войнах с Московией сдавало свои позиции. Представление об особом героическом пути стало для поляков своеобразной компенсацией за фрустрацию, испытываемую в связи с многочисленными унижениями на фронтах.