Фотографии погибших журналистов: Орхана Джемаля, Кирилла Радченко и Александра Расторгуева возле Дома журналистов в Москве. Фото: Евгения Новоженина / РИА Новости
Представим, что в России объявлен вне закона какой-нибудь самый очевидный и самый ходовой товар – да хоть бы и хлеб. Всякое бывает; вот, власть по какой-то причине сочла хлеб нежелательным. Разъяснения по телевизору, несколько вялых митингов, потом закон проходит три чтения и Совет федерации, потом его подписывает президент, ну и все, никакого хлеба, производство и продажа – уголовная статья, употребление – административная.
Повозмущались, конечно, поворчали, но жизнь продолжается, и как всегда бывает – большинство быстро научилось жить без хлеба, тем более что есть картошка, есть крупы, дефицита углеводов нет, все нормально. Но остались, конечно, романтики, которым нужен именно хлеб, и дальше, как всегда в таких ситуациях – подпольные пекарни, черный рынок, полицейские облавы и взятки, тюрьма для тех, кому не повезло, а кому повезло, те следующей ночью снова к тайнику-закладке за свежим батоном. То есть за относительно свежим. Подпольные пекарни – в заброшенных промзонах, а то и в подземелье, крысы, черви всякие, ужас; пекари, однажды по телевизору показывали тех, которых поймали – смотреть страшно, гепатит, сифилис и лица такие разбойничьи, а крышует все вор в законе, которого недавно расстреляли прямо в ресторане, страшный был человек, туда ему и дорога.
Такая, наверное, неуклюжая притча, а о чем? Ну, очевидно, с наркотиками у нас примерно так и обстоит; чуть помягче, но в целом так же – с проституцией; во время «сухого закона», как не раз бывало, таким становится и алкогольный рынок. С журналистикой, наверное, пока не совсем так, но в известном смысле – да, эта притча и о журналистике.
